Барон фон дер Зайцев - Андрей Готлибович Шопперт

Событие тридцать восьмое

Ещё до отъезда в Ригу Иоганн к реализации янтаря подготовился. Крупные и средние камни он отдельно в маленький мешочек положил. Потом перебрал оставшиеся и выбрал пару десятков покрупнее и прозрачные. С комарами или муравьями так и не попалось ни одного. В основном камешки были не прозрачные, от белого почти, точнее, цвета топлёного молока, да тёмно-коричневого. Эти жёлто-прозрачные он тоже в отдельный мешочек убрал.

После того, как Георг застукал его, и Иоганн ему признался, староста Кеммерна не схватил мешок с янтарём и не бросился его тут же обменивать на серебро. Сказал, что подумает, что можно сделать, но один с таким добром точно не попрётся. Жизнь она одна. Легко можно вместо серебра заработать сталь и под рёбра.

Мачеха долго торговалась, но всё же купила себе два куска ткани, льняную голубую и светло-коричневую шерстяную. Пока они добрались до постоялого двора, наступил обед и на голодный желудок фрайфрау Мария ехать отказалась. А потом отказался Георг. Сообщив, что пока они соберутся, пока выедут из города, уже вечер начнётся, и к дому уже в темноте придётся добираться. Лето к концу приближается и темнеет уже рано. А дороги и днем-то не спокойны, а уж в сумерках точно жди беды. Святой отец старосту поддержал и большинством голосов решили переночевать на постоялом дворе ещё раз, и уже утром тронуться.

Только Иоганн поднялся в комнату, которую делил с преподобным Мартиным, как туда просочился староста.

— Покажи. Есть у меня одна идея, Иоганн, но там много не возьмут, нужно получше выбрать. Главное, что там безопасно.

Барончик из запрятанного уже под лавку мешка достал эти два отдельные мешочка. Бывший воин высыпал на пол крупные камни, присвистнул и сложил обратно. Потом то же самое проделал с прозрачными. Тут свистеть не стал. Кивнул, собрал, сунул оба мешочка за пазуху и ни слова не говоря вышел. Почему на пол? Так стола не было в крохотной комнатушке со щелью вместо окна. Всей мебели — две широкие лавки у стен.

В панику Иван Фёдорович не ударился и гонять, вернётся или нет староста, и принесёт ли деньги, не стал. Ну, он ведь как-никак наследник и почти хозяин баронства, а во-вторых, лучше взять десять раз часть, чем один раз всё. Опять же, семья у человека. Пусть староста за работу сколько-то серебра себе оставит.

Преподобного не было, он пошёл к какому-то своему знакомому священнику рижскому узнать, чем и как серьёзно заболел архиепископ. На жёсткой лавке, бросив под голову мешок с тёплой одеждой, взятой на всякий случай, Иоганн пролежал, размышляя о том, что же теперь будет с опекунством, пару часов. Даже задремать успел, но был мухами разбужен. Они свободно залетали в каморку через бойницу и норовили, сделав круг для рекогносцировки, приземлиться обязательно на подставленную физиогномию. И лучше на нос. Попробуй тут поспи.

Староста пришёл какой-то взъерошенный. Кивнул на лавку, где лежали одежды священника.

— Ушёл узнать про архиепископа, — поднялся Иоганн, ощупывая взглядом Георга. Мешочков при нем не наблюдалась. Неужели удалось?

— Прицепились ко мне двое, как только я вышел из ворот постоялого двора. Может янтарь и ни при чём? Просто видели, как мы на рынке дорогие ткани покупали. Пришлось покрутиться по городу, — староста сунул руку за ворот пурпуэна (пурпуэн— короткая куртка с узкими рукавами) и вынул небольшую деревянную шкатулку. Сантиметров десять на десять и глубиной сантиметров пять.

— Чего это? За янтарь⁈ — ошалел Иоганн. Ну резьба по дереву красивая, но ему не красота нужна, а серебро.

— Марки. Я к скупщику ходил, что у нас мясо зимой берёт. Он как-то в разговоре обмолвился, что зять у него в гильдии оружейников, занимается ножнами для дорогих мечей. И сами ножны дорогие, с каменьями. Почти ювелир. Вот я к скупщику и пошёл. И повезло, зять как раз у него был. Я им и показал каменья твои. Тут семь марок. Огромные деньги. Себе я одну уже взял. Всего сторговались за восемь марок и пять шиллингов. Пять шиллингов я скупщику за содействие хотел отдать, но он отказался. Мол чужого не надо, лучше побольше мяса к зиме приготовьте. Я тогда на них тебе того голубого материала на котту купил, Мария сошьёт, она знатная мастерица. Видел я как ты на голубую материю смотрел и облизывался.

— Спасибо, конечно, — Иоганн открыл шкатулку. Там действительно лежало семь монет. Здоровых таких. Раза в два больше серебряных рублей николаевских. И тяжёлые. Прямо вес ощущаешь в руке. — Это много или мало за янтарь?

— А я знаю? Наверное, если нескольких ювелиров обойти или на рынке встать и торговать, то можно дороже продать. Ясно что воспользовался нашим незнанием оружейник. Но это очень большие деньги. Один ласт (1200 кг) ржи стоит три марки. Конь неплохой семь марок.

— А что с остальным янтарём? — Иоганн достал из-под лавки мешок, развязал и показал Георгу.

Тот достал горсть, поперекатывал с ладони на ладонь.

— Оружейник Михаэль сказал, что если будет ещё янтарь, то купит. Этот похуже, конечно. Но предложить-то никто не запрещает.

— Ладно, в следующий раз. Слушай, Георг, мне бы, чтобы с пацанами расплатиться, пфенниги нужны. Разменять бы пару марок?

— Нет. Уже темно скоро будет. Тоже в следующий раз. У меня есть в Кеммерне немного, около сотни, пфеннигов, выдам пока, а там сочтёмся.

— Договорились.

Событие тридцать девятое

Герда, получив целую горсть мелких чёрных монеток, плечиками пожала.

— Нет дзинтарса. За два последних дня только пару горстей мелочи, — она передала маленький мешочек Иоганну, — и мальчишки ругаются. Им старшие велят заканчивать. Уборка яровых начинается.

— Понятно. Мне парочка всего нужна. Хочу с ними вместе попробовать водоросли сжечь.

Стояли они у ворот замка и продолжить разговор — договор не получилось. В ворота въехало двое всадников. Вообще, бардак полный, там, не так уж и далеко, на юго-западе, громыхает восстание, там идёт война, которую Иван Фёдорович точно знает, что рыцари проиграют и поляки с литовцами захватят приличный кусок страны, правда, новый великий магистр Тевтонского ордена, сменивший убитого татарами Ульриха фон Юнгингена, вернёт все земли, все кроме Жемайтии. А раз не будет Жемайтии, то Ливония потеряет общую границу с Пруссией, а его замок окажется чуть ли не на границе. Так вот, там война и восставшие, читай