Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Наконец-то я был в Москве в тёплое время года. Город всё ещё строился, и пока все собираемый в нём налоги уходили на обустройство. После коронации все работы возобновились и сейчас они были в самом разгаре. Я категорически запретил приостанавливать их на время моего приезда, пусть строят.

Открывал я здесь новые учебные заведения: второй в России Сухопутный корпус, второй же Лицей, да ещё и первое Гостиное училище. Армия нуждалась в новых офицерах и сержантах, а дворянские дети не могли оставаться без образования и перспектив. Благородное сословие осознало новую реальность и всеми правдами и неправдами пыталось засунуть своих отпрысков на обучение. Мест в Петербургских корпусах не хватало на всех желающих, даже с учётом их непрерывного расширения.

Новые здания в Москве уже были готовы. Изначально собирались открывать в старой столице не только Сухопутный, но и Кавалерийский корпуса, но всё-таки решили вместо военного учебного заведения открыть торговое — оно было очень нужно. После Архангельска, когда я начал обсуждать вопрос образования для детей купеческих, сразу в пяти крупнейших городах страны поясные общества начали сбор средств на создание такого училища и собрали больше миллиона рублей.

Да и потребность в кавалерийских офицерах пока закрывалась и одним Петербургским корпусом, больше нам не требовалось — мощности конезаводов не давали нам возможности быстро увеличивать численность этих войск. Сейчас для нас в приоритете были тяжёлые лошади для артиллерии и перевозок, а вот конница была пока на голодном пайке.

Я намеревался провести в Москве неделю, осмотреть ход строительства, открыть училища, проинспектировать церковные школы в монастырях, наконец, побывать у Маши и лично поговорить с отцом Трифоном. Не вышло.

Мы изучали отделку Богоявленского собора, которая была ещё в самом начале, но уже поражала масштабностью и мощью, когда меня отвлёк мой секретарь, Вейде. Он вошёл в церковь, быстро подошёл ко мне и зашептал мне в ухо:

— Павел Петрович! Наводнение в Петербурге!

— Что? Сильное?

— Какой-то кошмар там творится!

— Где депеша?

— Вот! — Миша протянул мне тоненький листок голубиной почты.

Шувалов писал, что начинается катастрофа, вода поднимается стремительно, меры принимаются, идёт спасение населения.

— Она единственная?

— Пока да, только что пришла.

— Собираемся. Гриша!

— Уже распорядился, Ваше Величество! — Белошапка научился возникать рядом практически бесшумно.

Что же такое, никак у меня хорошо познакомиться с Москвой не выходит. Сейчас вот уже специально приехал, а всё одно — проблемы. Срочно бросился в Кремль к Кате. Она всё поняла и, пусть и огорчилась, но спокойно согласилась вернуться в столицу без меня, с основным караваном. А я с двумя десятками гайдуков, да секретарями срочно поскакал в Петербург.

Система связи работала неплохо, и на ямах[15] я получал шифрованные депеши от Шувалова. Правда, уже перед Тверью письма пошли за подписью Чичерина, который принял командование в Петербурге за выбытием губернатора и главы городской полиции. Первый был серьёзно ранен и не мог исполнять обязанности, ибо находился без сознания, а второй вообще погиб.

В городе произошло нечто ужасное. Потоп был поистине грандиозным, причём такого повышения уровня воды никто и не ждал. В Петербурге было разрушено множество зданий — некоторые районы почти исчезли с лица земли, многие дворцы и присутственные здания серьёзно пострадали. Городские парки, в том числе мой любимый Летний сад, были непоправимо изуродованы. Дорога к Петергофу была смыта вместе со столетними деревьями.

Количество жертв исчислялось сотнями. Пока ещё шли спасательные работы. Наводнение началось рано утром, когда многие ещё спали. Хорошо, что вода схлынула буквально через несколько часов.

Я изводил себя, но мог только скакать и скакать. Моя свита, понимая проблему, отлично держалась и не пыталась требовать для себя дополнительного отдыха. Три дня непрерывной ска́чки! Хорошо, что часть дороги была приведена уже во вполне приличное состояние — широкая, отсыпанная щебнем, с водосточными канавами — на таких участках можно было ехать очень быстро. Да и мосты через мелкие речки и овраги хорошо помогали не терять темп.

Петербург выглядел ужасно. Грязь, обломки зданий, мусор заполняли улицы. Необлицованные берега рек были размыты. Деревья поломаны. Но город явно жил — было много людей: и горожан, и солдат, расчищавших улицы. Мы направились к Зимнему дворцу, где должны были меня ждать чиновники.

Они были там. Чичерин, как главный сейчас в городе, делал доклад. Наводнение было замечено своевременно — пушки начали стрелять, подавая сигнал о необходимости населению немедленно покинуть низменные места и перебраться на высоты. Гарнизон и полиция своевременно вышли в город для обеспечения порядка и помощи. Но, среди горожан нашлось множество тех, кто задержался с бегством от наступающей воды, либо вообще не пожелал покинуть дома и лавки.

Шувалов бросился спасать таких упрямцев. Он выполнял долг со всей доступной ему энергией. Вода прибывала слишком быстро, волной его снесло с ног и ударило головой и плечом о стену. Солдаты его сопровождавшие смогли его спасти, а вот городовой исправник погиб — его вместе с лошадью смыло в Неву. Погибших было более тысячи, пока ещё точное количество их установить было невозможно.

Коломна[16] была уничтожена почти полностью. Васильевский остров очень сильно пострадал. Вообще, практически все бедные дома, сделанные из дерева, были разрушены. Богатые каменные сооружения пострадали значительно меньше, но урон пока полностью оценить было невозможно.

— Спасибо, Николай Иванович! Как самочувствие Шувалова?

— В сознание пришёл, но ещё не встаёт. Врачи говорят, что пока непонятны его травмы, но, скорее всего, будет жить.

— Хорошо… Поехали смотреть повреждения.

М-да. Город был изуродован. Наплавные мосты были сорваны, брусчатка во многих местах выбита, на набережной Невы повредило гранитные плиты, которыми она была отделана, в гавани многие купеческие суда были разбиты или выброшены на берег. Стёкла, фонари, мебель — всё было разломано, разбросано по улицам. Из-за ила и грязи всё выглядело просто катастрофично.

Две недели войска и горожане убирали город. Оставшихся без крова и имущества пришлось обеспечивать едой, жильём. Я своим авторитетом продавливал богатеев на размещение в их домах оставшихся без крова бедняков. Сердце кровью обливалось. Единственное, что радовало — мне не было необходимости самому возглавить работы, городские власти справлялись, я скорее представлял собой тяжёлую артиллерию, которая вмешивалась в особо сложных случаях.

Пусть Катя приехала в Петербург к концу уборки, но она всё рано ужаснулась. Разрушения, разом обнищавшие люди — город словно почернел и потерял своё столичное очарование. Она плакала, а я её успокаивал.

Надо было приводить столицу в порядок