Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев

В губернии, очевидно, были проблемы, причём значительные. И такая тишина вокруг этого свидетельствовала о сговоре, к которому было привлечены все местные власти, только епархия оказалась вне этого. Вновь была сформирована тревожная группа во главе с Довбышем, которая бросилась в Тамбов. Признаться, я хотел туда отправиться сам, но дела держали меня в столице. Слишком сложное положение сейчас было во внешней политике, промышленности и армейском строительстве.

Василий Миронович взял быка за рога, ибо выяснилось, что местный губернатор Каменский[11], как бы это сказать помягче — сумасшедший. Не слабоумный, а, наоборот, весьма буйный. Довбыш не получил цветочным горшком в голову, только благодаря своей неплохой реакции. Губернатор был совершенно неадекватен, периодически определяя себя собакой, лая и кусаясь, или наливаясь животной ненавистью к кому-либо и пытаясь его убить.

Боевой генерал явно тронулся умом, и исполнять свои функции уже не мог. Единственный, кому он доверял, и кто его прикрывал от скандала, был как раз глава отделения Тайной экспедиции — Шубашевич, который и создал систему собственного обогащения в губернии. Пользуясь душевным нездоровьем губернатора и его острой мизантропией[12], он от его имени вымогал деньги со всех, до кого только мог дотянуться.

Довбыш в докладе выделил своего доверенного офицера Ивана Зыкова, который лично схватил Шубашевича, отлично почувствовавшего, что его время вышло, и пытавшего бежать с поддельным паспортом. Что же, этот случай показал острую необходимость ещё более чётко выстраивать систему контроля, дублировать её многократно, чтобы подобное не могло произойти снова.

Результатом данного случая стало окончательное расчленение Тайной экспедиции на два отделения. Захар не успевал заниматься мелкими, как он считал, проблемами, озаботившись внешними делами, а особенно Польским вопросом, который требовал всё большего и большего внимания. Старики-разбойники постарели, среди них ещё Дядька Остап не ушёл на отдых, хотя бы и сосредоточился на преподавании.

Метельский один гордо держал знамя старых казаков, но он постоянно отвлекался на ту же Польшу, а больше специалистов такого уровня у нас пока не было, поэтому пришлось принудительно развести этих двух способных людей. Пономарёв был окончательно переведён на дела зарубежные, а Метельский взял в свои руки работу внутри страны.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Как же сложно оказалось организовывать переселение через всю европейскую Россию всего-то сорока шести семей мастеровых. В начале пути казалось, что самое сложное добраться до пристани на Чусовой[13], а дальше ведь только плыть и надо. Что там, дощаников[14], что ли, для исполнения поручения императора не найдут?

Оказалось, что перевозка более сотни человек — искусство, пока неизвестное Алексею. Хорошо, что рядом были отец Василий и поручик Трушинин. Первый помогал ему успокоить и направить людей, а второй учил, как накормить и обеспечить их всем необходимым.

Самый сложный момент был в Казани. Когда они остановись в большом, быстрорастущем городе, то у многих родилась мысль там остаться. Благо их действительно пытались соблазнить отсутствием необходимости ехать дальше, сытой жизнью и близостью к дому. Однако отец Василий смог найти нужные слова для каждого, а Лобов учился и учился.

Накормить, согреть, обеспечить ночлегом такую толпу тоже было непросто. Это уже не армия, где всё ясно, когда надо всего лишь распределить привезённое. Но Алексей постиг и эту науку. И уже после Саратова он вполне успокоился и вернулся к своим размышлениям.

Такое суматошное возвращение получилось. Сначала визит в Петергоф к Императору, который принял его очень ласково, но сразу отправил к Ярцову, находившемуся в Петрозаводске, где он пытался перенести в практическую плоскость свои идеи и передать их молодым металлургам, вернувшимся из Европы.

Тот встретил Лобова с распростёртыми объятьями, оценил его кругозор и целеустремлённость, принял несколько советов и замечаний, и потащил в Кривой Рог. Очень уж Ярцову не хотелось самому носиться туда-сюда. Для него Петрозаводск сейчас был центром интересов, где проводились важные для него исследования, где жила его семья, наконец.

А Лобов прекрасно подходил для назначения его на Кривой Рог — достаточно молод, бывший офицер, знакомец Императора, очень образованный, горящий энтузиазмом. Ему было необходимо только научиться взаимодействовать с людьми да чиновными порядками, поэтому-то и получил Алексей задание перевезти людей с Урала на Днепр.

Вот теперь молодой человек смотрел на убегающие берега Волги и думал, а сможет ли он одолеть такую задачу — стать главным на огромной стройке. Пусть ему и доверяли, но вот не подведёт ли он всех? Тяжкие приступы сомнений прерывались только мыслями о металлургии — о том, что он узнал в своём путешествии, и том, что он предполагал улучшить. И именно эти фантазии положительно одерживали победу.

Окончательно Лобов лишился всяческих сомнений в Царицыне, на Волго-Донской переволоке. Молодой инженер был поражён и так называемым старым путём, что вёл от Волжских причалов к Донским в Калаче и был накатан и обжит очень неплохо, масштабом строительства нового мощёного тракта, по которому сможет двигаться значительно больше телег, а особенно чугунная дорога, строящаяся чуть в стороне.

Он видел чугунную дорогу в Петрозаводске, слышал о них на Урале, но они все были внутризаводскими, а здесь… Алексей стал расспрашивать инженера Гусятникова, который руководил строительством. Тот поведал ему, что на сооружение такого пути, длиной больше семидесяти вёрст, подвиг план строительства подобной дороги между Баскунчаком и Волгой, которую затевала Соляная палата.

Ответственный за Волго-Донской путь Никита Акинфиевич Демидов долго пытался найти возможность для сооружения канала, но, убедившись в бесперспективности подобного замысла и испугавшись представлять такой результат в Петербурге, нашёл другой вариант.

Изготовленный проект строительства чугунной дороги был одобрен Императором, с изменениями. Он добавил в план устройство больших мастерских для обслуживания и ремонта паровозов, как стали называть махины, предназначенные для перевозки грузов по путям. Строительство и эксплуатация само́й дороги должны было вестись на средства создаваемого общества, а мастерские возводились за счёт императора.

Сами такие махины изготавливались в Кронштадте, и одна из них уже была доставлена в Царицын. Она ходила по небольшому готовому участку длиной в четыре версты и пугала проезжих своим грохотом и дымом из трубы. Паровоз был значительно больше, чем использовался на заводах, и имел своё имя — Бык. Лобову повезло застать изобретателя этого чуда — самого́ Кулибина, который тоже не преминул побеседовать с молодым инженером.

За хлопотами вокруг чугунной дороги Лобов потерял два дня, и ему пришлось догонять свой караван верхами, настигнув его уже в Калаче. На всём речном пути до Азова он только и думал, что о железном быке, который вскоре изменит всю