Бастард Александра - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
— Погоня? — негромко, чтобы не услышали остальные, спрашиваю я Энея, и тот награждает меня напряженным взглядом.
— Посмотрим!
В его тоне я слышу молчаливое осуждение. Он словно бы говорит мне, мол, ты, конечно, ребенок, но, прежде чем задавать идиотские вопросы, дай труд себе подумать.
Грек, конечно же, прав, и спрашивать тут не о чем. То, что это погоня, ясно как божий день! Простой путник, идущий сам по себе или в караване, не будет гнать лошадей по такой жаре, да еще посреди безводной равнины. Нет, люди, решившиеся на длинный переход, спешить не будут. Такое может позволить себе только царский гонец, но он был бы один, а тут, явно, скачет группа.
На пустынной дороге у такой скачущей во весь опор команды может быть только одна цель — догнать нас!
Продумав все это про себя, вновь спрашиваю Энея:
— Что будем делать?
В ответ получаю тот же самый ответ:
— Посмотрим!
Сказав это, грек тронул коня и, как ни в чем не бывало, продолжил путь.
Оправдывая свое имя, Софос самостоятельно двинулся вслед за греком, и я понимаю, что они правы. Пока не ясно, сколько людей нас преследуют и зачем; забивать себе голову бесполезными вопросами глупо.
«Может, они вообще не по нашу душу! — успокаиваю я себя и настраиваюсь на позитивный лад. — Мало ли кто тут может торопиться по своим делам!»
Прошло еще примерно около часа, прежде чем нас нагнали пятеро вооруженных всадников. Они даже не успели остановиться и ничего сказать, а я уже понял, что опасения мои были не напрасны. В главаре этой пятерки я узнал того самого бородатого Парменида, надсмотрщика за рабами из поместья.
Пропылив мимо нашего каравана, всадники остановились на дороге, преграждая нам путь. Оценив эту пятерку прищуренным взглядом, Эней придержал своего коня, а вслед за ним остановились и все остальные.
Из повозки сразу же донесся встревоженно-возмущенный голос Барсины:
— Кто эти люди⁈ Как они смеют⁈ — Она приподнялась на подушках, чтобы ее было видно. — Да знаете ли вы, кому заступили дорогу⁈
Преследователи не обратили никакого внимания на слова Барсины, а вот на вопрос Энея — что вам нужно, — их главарь выехал вперед.
— Нехорошо вы поступаете! — На его лице заиграла кривая усмешка. — Нехорошо! Эпитроп Халид дал вам приют и кров на ночь, а чем вы его отблагодарили⁈ Украли ценную вещь!
Эней еще больше нахмурился и процедил, не спуская глаз с главаря:
— Что за вещь?
— Бронзовая статуэтка Афродиты, — бородач раздвинул ладони, показывая размер. — Маленькая такая!
Ощерясь, главарь замолчал, ожидая от грека оправданий, но Эней спешить со словами не стал. Вижу, как он мастерски держит паузу, спокойно встречая требовательно-наглый взгляд эргастерия, и эта его неторопливая уверенность заставляет того нервничать.
Внезапно в эту борьбу взглядов вмешалась Барсина. Разнервничавшись и раскрасневшись, она выкрикнула из своей повозки:
— Мы ничего у вас не крали, но чёрт с вами…! Сколько стоит эта ваша статуэтка, я заплачу⁈
По тому, как надменно скривились губы бородача, понимаю, что именно такой реакции он и ждал. И весь этот демонстративный налёт устроен именно из-за этого.
«Что-то мне это напоминает! — пытаюсь я иронией унять нервную дрожь. — Всё как там, на базаре, только вместо пацанов — бородатые мужики, а вместо живой нахальной девки — холодная бронзовая Афродита!»
Эргастерий удовлетворённо перевёл взгляд на Барсину.
— Это очень дорогая вещь. — Он неторопливо снял овчинную шапку и утёр выбритую налысо голову. — Очень! Хозяева заплатили за неё тысячу драхм серебром.
Цифра астрономическая и только подтверждает мой вывод, что это — чистой воды грабёж и никакой статуэтки не было вообще.
Названная сумма произвела впечатление и на Барсину.
— Вы с ума сошли! — даже не думая сдерживаться, вскричала она. — За тысячу драхм можно купить всё ваше поместье вместе с вами, дурачье деревенское!
Барсина еще не поняла, насколько всё серьезно, и не стесняется в выражениях.
Вижу, как на её оскорбления в глазах бородача промелькнула ледяная безжалостная искра, и мне уже ясно, что нас не собираются оставлять в живых. Сумма специально названа такой высокой. В случае отказа это послужит поводом для начала резни, а в случае попытки откупиться они увидят, где мы прячем деньги.
«Дело пахнет керосином!» — вспыхивает в голове испуганная мысль, и я быстро прохожусь глазами по фигурам грабителей.
Все — рослые, здоровенные мужики; у каждого на поясе широкий тесак, наподобие тех, что носят наши Самир и Торсан. Брони и шлемов, к счастью, нет! На слегка заплывших жирком волосатых телах — лишь грязные хитоны, подвязанные обыкновенной верёвкой.
Из всей банды выделяется только сам эргастерий. У него чистая, даже я бы сказал, выглаженная одежда, широкий кожаный пояс с бронзовыми бляхами, а вместо тесака — ножны с армейским обоюдоострым мечом.
«Все пятеро привычны убивать, — читаю это по сально-предвкушающему выражению их лиц, явно не обременённых интеллектом. — Положат нас всех, и ни у кого из них ничего не ёкнет в душе!»
Барсина разошлась не на шутку, кроя грабителей почём зря, и их главарю это, наконец, надоело.
— Заткнись, сука! — Он зло рявкнул на неё, и та в момент осеклась.
С ней никогда и никто так не разговаривал, и подобная откровенная грубость разом прояснила ей мозги, и она поняла, к какой развязке движется дело. Мгновенно навалившийся страх, как обычно, загнал её в состояние полного ступора, а главарь Парменид осклабился и ещё раз с удовольствием повторил:
— Заткнись, сука, или я тебе брюхо вспорю!
Этот рык главаря послужил сигналом, и его приспешники, скатившись с седел, мгновенно разоружили наших оторопевших рабов. Они оттеснили их вместе со старой Петрой в сторону, а затем грубо вытащили из повозки Мемнона и пинками загнали его и Гуруша к остальным.
После этого Парменид повернулся к нам:
— А тебе, однорукий, что, особое приглашение нужно⁈ — Он зло стиснул зубы и положил ладонь на эфес меча. — Оружие на землю и сам слезай с лошади! Живо!
Мой взгляд метнулся к Энею — что делать? — и тот едва заметно кивнул, мол, подчиняйся.
Сползаю на землю, и меня тут же хватает за ворот чья-то жесткая рука и
