Бастард Александра - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
— Аааа! — ревёт надо мной живая гора, и гигантская рука клещами стискивает мою шею. Чувствую, как бессильно разжимаются мои зубы, и рот отчаянно хватает исчезающий воздух.
Чудовищная сила поднимает меня над землёй и бросает куда-то в дорожную пыль. Руки, ноги — всё в кучу! Полотно дороги летит мне навстречу, моё тело кубарем катится по каменисто-песчаной земле и… Темнота!
Прихожу в себя под заливистый плач Барсины и её надрывный крик:
— Геракл, сыночек! Очнись! — Зажав мою голову, она качается вместе с ней так, что меня сразу же начинает тошнить.
К моей радости, увидев мои открывшиеся глаза, она перестаёт качаться, оглашая весь мир радостным воплем:
— Очнулся! Хвала вам, всемилостивейшие боги! Очнулся!
Надо мной тут же склоняются лица Энея и Мемнона, за ними толпятся остальные, и я вижу их радостные улыбки. Меня до слёз пробирает написанное на лицах всеобщее счастье, и, чтобы не впасть в излишнюю сентиментальность, я нахожу спасение в иронии.
«В этой умилительной картине для полного комплекта не хватает только морды моего коня!» — бормочу про себя и, словно услышав меня, огромная голова Софоса просунулась между человеческими лицами.
Влажные добрые глаза лошади смотрят мягко и ободряюще, а его мягкие губы тянутся ко мне под всеобщий радостный смех и крики:
— Гляди-ка, и коняка тоже… Вот ведь умняшная скотина!
Пошевелившись, ощущаю свои руки и ноги. Немного саднят многочисленные ссадины, но в целом всё в порядке: руки-ноги на месте и функционируют исправно.
Голова тоже приходит в норму, и я делаю попытку выбраться из цепких объятий «мамочки».
Та тут же начинает на меня шикать:
— Тихо, тихо, тихо…! Геракл, полежи ещё! Не торопись, ты пока слишком слаб! — Она вновь начала меня качать, и это уже всё, перебор!
Отвожу её руки и приподнимаюсь. Немного мутит, но я всё-таки встаю на ноги. Чутка покачивает, но, в принципе, терпимо. Оглядываюсь по сторонам. Четыре трупа в лужах ещё не впитавшейся в землю крови лежат там, где и лежали.
«Значит, в отключке я был недолго!» — делаю однозначный вывод, а мой взгляд уже натыкается на главаря всей этой мёртвой кампании. С окровавленной головой и весь в синих кровоподтёках, он сидит связанный у колеса повозки.
С одного взгляда видно, что били его все, долго и от души.
«Ну и поделом ему! — мысленно одобряю „товарищеский суд“. — Пусть ещё скажет спасибо, что не убили!»
Пытаюсь шагнуть, и непослушные ноги сразу же подводят меня. Едва вновь не тыкаюсь носом в землю, но твёрдая рука Энея удерживает меня от падения.
— Не торопись! Ты сильно головой приложился. — Его серо-голубые глаза смотрят на меня одобрительно. — Головокружение пройдёт, надо просто посидеть спокойно.
Он прислонил моё плохо слушающееся тело к борту повозки, и «мамочка» тут же вновь накинулась на меня со своей несносной любовью.
— Я же говорила, полежи спокойно, — заворчала она, одновременно заматывая мне разбитую голову и крича на Мемнона. — Ну чего ты там телишься, недотепа! Неси же мазь от ушибов!
Закончив с моей головой, она вновь накинулась на многострадального толстяка:
— Да не там ты ищешь! Не там! Она в малом сундуке! — Не утерпев, она-таки вскочила и, оттолкнув Мемнона, полезла сама копаться в поклаже.
Пользуясь передышкой, опускаюсь на корточки и расслабленно пялюсь в бескрайнюю пустынную даль, окаймлённую по горизонту горной грядой с белыми шапками вершин. Несколько мгновений счастливого умиротворения, и… не спрашивая моего согласия, рядом присаживается Арета.
«Господи! — бросаю на неё испепеляющий взгляд. — Тебе-то чего надо!»
Ничуть не смущаясь моего неприкрытого недовольства, она смотрит на меня с открытым одобрением.
— А ты молодец! — Рот девчонки растянулся в улыбке. — Не струсил! Эней сказал, что ты герой и всех нас спас.
Сказав это, она не стала дожидаться моей реакции и поднялась на ноги.
— Ладно, не буду тебя доставать. Поправляйся! — Махнув рукой, она зашагала своей бодрой подпрыгивающей походкой.
Глядя ей в спину, я с почти ностальгической тоской думаю о том, что, будь я помоложе, то мог бы наверное приударить за этой бедовой девчонкой.
«Да уж, Ромео из меня никудышный! — отвожу взгляд и, усмехнувшись, качаю головой. — О душе тебе пора уже думать, а ты всё о бабах!»
Глава 12
Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э
Я лежу на крыше дома и бездумно пялюсь в синее, абсолютно безоблачное небо. Тростниковый навес закрывает меня от по-летнему ярких лучей солнца, а ветерок с пустыни обдувает жаркими дуновениями воздуха. Пусть он и не приносит прохлады, но хоть сдувает местных назойливых мошек.
Этот большой дом, как и немалый участок вокруг с пальмами и кустами акации, Барсина сняла на неопределенный срок. Как она сказала, пока не отдохнет и ее не перестанут мучить ночные кошмары.
Дом стоит в двухстах шагах от стены города Аузара и в полукилометре от протекающей к востоку реки Евфрат. Местечко, прямо скажем, сказочное. Настоящий волшебный восток. Островок зелени и процветания посреди прокалённой солнцем пустыни: ровные прямоугольники полей, разделенные линиями высоченных пальм, белые крыши домов в окружении цветущих садов и купола бесчисленных храмов.
Всё это — благодатные дары реки Евфрат, вкупе с круглогодичным солнечным теплом и пригодной для земледелия почвой. Город Аузара здесь называют не иначе как «жемчужина пустыни», и не только из-за своих цветущих садов. С тех пор как Александр основал свою первую в Азии Александрию, самый короткий путь из Эллады в Вавилон лежит через этот город. Этот торговый путь принес в эти края расцвет торговли, земледелия и ремесел, ну и, конечно, сказочные доходы правителям этой области.
Богатство Аузара видно еще на подходе. Мощные городские стены и башни грозно встречают идущего путника, словно бы говоря каждому:
«Этот город богат, но даже не пытайся посягнуть на наши богатства! С высоты наших стен мы убьем каждого, кто попытается это сделать!»
Величие городских укреплений впечатлило и Барсину. По приезде она хотела остановиться внутри городской стены, но все дома, что там предлагались, были тесноваты, участки малы, а запрашиваемая цена — заоблачной. В результате выбрали дом в пригороде, а пухлый человечек, организовывавший нашу аренду, заверил, что даже в пригороде нечего опасаться: македонский гарнизон в городе большой, и вокруг — абсолютнейшая тишь и благодать.
Не знаю, как Барсина, а я ему поверил. То,
