Казачонок 1860. Том 1 - Петр Алмазный

— То-то же. Сиди тише воды, ниже травы. Пока сам не полезет — не встревай. А коли полезет… — он не договорил, но я все понял. — Подошвы у него Захар уже срисовал. Говорит: именно они. Вот такие дела.

Вернулся домой еще более встревоженный. Если это и правда тот стрелок, то теперь он здесь, под личиной служаки, да еще и при мандате, якорь ему в задницу. И у него есть все возможности меня достать. А я — как мышь в западне.

Вечером следил за улицей, но подозрительных людей не видел. Только новые следы у калитки говорили, что визиты все-таки были. Кто-то явно присматривал за мной.

«Они что, невидимки, что ли, твою дивизию», — буркнул я.

Лег спать с тяжелыми мыслями. Схрон в овраге, пропавшие деньги, стрелок-чиновник — все это звенья одной цепи. И я, выходит, если не в центре этой паутины, то где-то очень рядом.

Завтра нужно будет пускать воду, а в голове одна дума: как размотать этот долбанный клубок с загадками.

* * *

Замазка схватилась. Мы еще раз прошлись по всей линии: проверили глиняные подставки, подсыпали песка с гравием, где яма вышла глубоковатой.

— Ну что, пробуем? — спросил Мирон, притопывая у ручья.

— Давай, — кивнул я. — Только сначала у двора глянем, чтоб ничего не разошлось.

Я махнул Проньке, тот встал у конца трубы. Мирон отвернул деревянную задвижку на желобе. Вода лениво пошла по доскам, потом, будто подумав, рванула веселее. Я прижался ухом к трубе — слышно было, как она шуршит по глиняному нутру, перекатывается, набирает ход.

— Идет, кажись! — крикнул я.

У двора Пронька пригнулся к выпуску. Сначала повеяло влажной прохладой, потом тонкой струйкой показалась вода, споткнулась на крошке глины, фыркнула — и вдруг как даст ровной струей в ведро.

— Ух, — выдохнул он, засмеялся по-мальчишечьи. — Пошла, Гриня, пошла родимая!

Дед крякнул от удовольствия, подал второе ведро. Аленка с Машкой выскочили из хаты, застучали пятками по крыльцу, ахнули. Машка сразу ладошки подставила — холодно, визжит от радости. Я стоял и ловил себя на том, что тоже улыбаюсь, как дурень. Струя была ровная, без рывков. Не напор, конечно, как из крана, но для всех присутствующих, включая, пожалуй, и меня самого, это уже было маленьким чудом.

Мирон сунул палец, кивнул:

— Чиста водица. Значит, нигде не сыпануло.

— Присмотрим пару дней, — сказал я. — Если не потечет и не сядет, значит, дело сделали на славу. А пока давай канаву щитами закроем.

Набрали еще ведро, и вода побежала дальше, в пруд.

С ним закончили возиться еще вчера. Сидор выровнял котлован, стенки подрезал ровно. Дно утоптали, обмазали жирной глиной, чтоб вода держалась, а по бортам Мирон вогнал лиственничные плахи. Сверху камнем обложили, чтоб не размывало. Получился прудок невелик: шага полтора на полтора, да по грудь глубиной. Самое то после бани — сигануть да голову окунуть. Ну и для полива тоже милое дело.

— Красота-то какая! Эх, а карасей бы сюда, Гриша, парочку — глядишь, развелись бы, — сказал Сидор, почесав затылок.

Я усмехнулся:

— Не выйдет, Сидор. Вода-то для бани будет, теплая да мыльная. Рыба в такой долго не проживет. Вымрет вся. Да и летом шибко жарко, а зимой и промерзнуть может. Для развода пруд большой надо. Но дури у тебя много, можешь начинать вон отсюда, — я махнул в сторону, — и до обеда.

— Как это? — удивился простой и наивный здоровяк.

И все рассмеялись такой немудреной шутке. Поняв, над чем все ржут, Сидор тоже загоготал.

— Ну, — протянул он, — зато нырять теперь как в ключевую. Хоть собирай соседей каждую седьмицу.

— Вот и соберем, — ответил я. — Как баньку доделаем, Сидор, я тебя так вениками отхожу, что из этого пруда в парилку зайти не сможешь.

— Спасибо, братцы, — сказал я станичникам. — Куда бы мы без вас.

— Да брось, ишь как все ладно выходит. Ты как энтот энженер тут командуешь, и не скажешь, что у самого еще и усы не растут. Да и мы столько нового узнали, любо-дорого, — улыбаясь сказал Трофим, и станичники его поддержали, похлопав меня по плечу. А дед, гордый, выпятил грудь и стал ус на палец мотать.

С баней тоже осталось немного доделок. Надо полок с лавками сделать, бочку для холодной воды купить, ну и с печкой что-то колдует там Ефим. Обещался на днях первый раз протопить.

Как говорится, раз пошла такая пьянка, я решил сразу сделать к бане небольшую веранду. Когда из предбанника выходишь — с нее сразу можно в пруд залезать. А так на ней и от солнца укроешься, и чай попить из самовара.

Мирон дал задание Сидору с Трофимом. Те принялись веранду размечать, таскать камни под лаги, на которые потом полы стелить станем. Заодно доски для нее тоже отбирали.

Мирон стал размечать стол на кухню. Я присел рядом, еще раз сверился с эскизами. Как Ефим с баней закончит, надо будет и в доме печь поправить. Трубу заменить на новую, что я из Пятигорска привез, всю чугунину поменять, ну и дымоход хорошенько от сажи очистить.

Что-то тупанул, раньше не загнал его этим заняться. Но я ведь в прошлой жизни не строитель. Больше по части ухо отрезать или из АКМа по басурманам пострелять. В общем, новую чугунную плиту на печь Ефим тоже скоро поставит — и будет красота.

В доме пахло свежей стружкой и хлебом. Аленка из печи вытащила два каравая, потом еще и пирог с ягодами. Обустраиваемся понемногу как надо. И дед довольный ходит. В таких условиях он и не жил никогда. На воду, что потихоньку наполняет пруд, по-моему, каждый час ходит смотреть.

— Мирон, — сказал я, — завтра пораньше начни кровати. Машка умаялась уже на полу спать.

— Понял, — кивнул он. — А стол к воскресенью, даст Бог, сколочу.

Заглянул Сидор — весь в глине, морда в полосах от пота, довольный, как конь.

— Копанец твой, Гриша, не зря рыли, — запыхтел он. — Пруд держит. Если дожди ударят — не должно размыть, отвод по трубе пойдет. Уже побежала вода под откос к ручью.

— Ладно, Сидор, — похвалил я. — Завтра с утра глянем еще раз все стыки на трубах — и добре.

Сели ужинать во дворе. Дед хлеб крошил, покрякивал, рассказывал, как в молодости порой таскали воду с дальнего колодца, по две версты, а тут, мол, из трубы. Аленка молча слушала, улыбалась глазами. Машка