Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд

Он говорил четко и быстро, буквально осыпая собеседников названиями фирм и техническими характеристиками, и держась при этом непринужденно, будто всю жизнь провел в Америке. Хоффман и Вэнс слушали его с возрастающим удивлением. Они-то думали, что ведут дела с дилетантами, которые клюнут на первый блестящий бренд. А перед ними сидел человек, знающий рынок лучше их самих.

— Кроме того, — подхватил я, развивая успех, — не забывайте о наших давних и очень прочных связях с господином Фордом. Его компания уже помогла нам построить Горьковский автомобильный завод. Мы вполне могли бы обратиться к нему с предложением о создании совместного предприятия по выпуску грузовиков, и я не уверен, что он нам откажет. Ваше предложение, безусловно, интересно своей комплексностью, но цена… Цена делает его неконкурентоспособным.

Я встал, давая понять, что разговор, возможно, окончен.

— Думаю, нам стоит остановиться на нашем первоначальном плане — заказе опытной партии и лицензии. Это более реалистично.

Хоффман и Вэнс снова переглянулись. Их блеф не прошел. Они поняли, что мы не единственный и не последний их шанс. Начался настоящий, вязкий американский торг. Они упирали на уникальность своих легковых технологий, которые «идут в комплекте». Я — на риски, связанные с покупкой бизнеса у компании-банкрота. Грачев приводил все новые и новые технические аргументы, сравнивая их решения с решениями конкурентов, находя слабые места и «узкие» звенья.

К концу дня, после нескольких часов изматывающих переговоров, мы пришли к компромиссу. Цена была сброшена до одного миллиона ста тысяч долларов. За эту сумму мы получали все: чертежи, комплект оборудования, всю технологию, патенты и даже опцион на найм нескольких ключевых инженеров для помощи в запуске производства в СССР.

— Прекрасно! Нам осталось утрясти это с руководством, и дело будет сделано! — произнес я, вставая для рукопожатия.

— Очень на это надеюсь! — ответил Хоффман, вытирая со лба пот.

Мы пожали руки. Это был еще не контракт, но твердое соглашение о намерениях. И я, и они понимали: сделка века практически состоялась. Для них это было спасением, глотком воздуха для задыхающейся компании. Для меня — триумфом, превосходящим самые смелые ожидания.

— Что ж, господин Брежнев, — сказал Хоффман, и на его лице впервые за весь день появилась широкая, искренняя улыбка. — Я думаю, такое событие нужно отметить. Позвольте показать вам нашу настоящую гордость. То, на чем мы действительно строим свое имя.

Он повел нас обратно в сверкающий шоу-рум, но на этот раз — к автомобилю, стоявшему в центре зала на специальном подиуме. Это был тот самый лимузин, на котором мы сюда приехали.

— Джентльмены, это Студебеккер Президент Ланд Круизер 1934 года. Длинный, приземистый, темно-вишневого цвета, он казался не просто автомобилем, а сгустком скорости и элегантности.

— Аэродинамические формы, — с гордостью произнес Хоффман, проведя рукой по плавной линии покатой задней части кузова. — Стиль «стримлайн». Мы первые, кто решился на это в массовой серии!

Я не мог не залюбоваться этим, без сомнения, прорывным автомобилем. Все в нем было подчинено движению: наклоненная решетка радиатора, каплевидные крылья, стремительная хромированная птица на капоте, готовая сорваться в полет. Это был образец стиля ар-деко, воплощенный в металле. Мне машина почему-то напомнила «Мерседес», на котором ездил Штирлиц. Такая же винтажная, но приятная и очень соблазнительная вещь.

— Прекрасное авто, — искренне сказал я. — Настоящее произведение искусства. И очень комфортно, как мы успели оценить!

— Оно ваше, — просто ответил Хоффман.

Я удивленно поднял на него глаза, вопросительно приподняв бровь.

— В знак начала нашего сотрудничества примите этот небольшой подарок от компании Студебеккер, — он протянул мне ключи. — Ваш поезд в Чикаго только вечером. Уверен, путешествие по американским дорогам на этом автомобиле доставит вам большее удовольствие, чем тряска в вагоне.

Мы с Грачевым переглянулись, впечатленные таким поворотом событий. Это был широкий, чисто американский жест — царский подарок стоимостью почти в полторы тысячи долларов, и одновременно — самым лучшим рекламным ходом.

Оформление «царского подарка» заняло чуть больше времени и потребовало участия машинистки — строгой дамы в очках, которая села за массивный «Ундервуд» прямо в кабинете Хоффмана.

— Юридически мы не можем просто отдать ключи, мистер Брежнев, — пояснил вице-президент. — Налоговая служба не верит в альтруизм, а полиция на трассе первым делом спросит документы. Поэтому оформим «Bill of Sale» — купчую. Цена сделки — один доллар. Это делает контракт нерасторжимым.

Порывшись в в кармане, я выудил серебряный доллар с профилем Свободы и со звоном положил его на сукно стола.

— Это честная цена, сэр. Мне нравится ваша ценовая политика!

Все вежливо поулыбались шутке.

— Теперь — «Title», паспорт машины, — Хоффман кивнул машинистке. — Мисс, будьте внимательны.

Дама занесла пальцы над клавишами и выжидательно посмотрела на меня.

— Name? (Имя?)

— Леонид, — произнес я по буквам. — L-E-O-N-I-D.

Она отстучала ритм. Каретка машинки звякнула.

— Surname? (Фамилия?)

— B-R-E-Z-H-N-E-V.

Машинистка споткнулась на сочетании «ZH», недоверчиво посмотрела на меня поверх очков, но послушно вбила зубодробительную для англосакса фамилию в бланк.

— Address? (Адрес?)

Тут я задумался. Писать отель в Чикаго было глупо — не сегодня-завтра мы съедем. Москва? Слишком сложно для местной полиции.

— Нью-Йорк, — нашелся я. — Пятая авеню, 261. Офис корпорации «Амторг».

Клавиши снова застучали, вбивая в плотную, с водяными знаками бумагу данные нового владельца. Через минуту Хоффман размашисто расписался внизу и протянул мне еще теплый лист.

— Поздравляю с покупкой, мистер Брежнев. На бамперах сейчас дилерские номера штата Индиана, они действительны тридцать дней. Этого хватит, чтобы добраться до порта. Страховку мы включили в «стоимость».

И он вручил мне тяжелую связку ключей.

— Дорога на Чикаго — прямо на запад, никуда не сворачивая. Удачи!

* * *

Обратный путь в Чикаго превратился в настоящее приключение. Я сел за руль. Огромный, удобный салон, мощный, почти бесшумный 8-цилиндровый двигатель, невероятная для меня, привыкшего к жестким эмкам, плавность хода. Мы неслись по ровному, как стол, бетонному шоссе со скоростью под сто тридцать километров в час. Мимо пролетали аккуратные фермы, маленькие городки, заправки с яркой неоновой рекламой. Грачев, сидевший рядом, с восторгом комментировал каждую деталь — работу независимой подвески,