Помещик 3 - Михаил Шерр

Генерал разговаривал с Василием один на один целых шесть часов, потом вызвал сербов и после уже короткого разговора с ними сразу уехал, увозя три прошения об отставке.

Нашим горцам областные власти пообещали молочные реки и кисельные берега и уехали вместе с генералом.

Глядя вслед уезжающему генеральскому кортежу, Василий долго молчал. А потом повернулся ко мне и спросил:

— А чего не спрашиваешь, о чем мы договорились с генералом?

Я пожал плечами:

— А чего спрашивать? Сочтешь нужным рассказать — расскажешь. У меня, ты знаешь, Вася, от всяких ненужных знаний голова пухнет. Я хочу сидеть в Сосновке тихо-тихо и крутить коровам хвосты.

— Нет, братик. Не получится. Ты знаешь, кто такой Солиман-бей?

— Понятия не имею.

— А есть такая страна — Египет. И этот Солиман-бей лет двадцать назад был французским офицером, а потом пошел служить египетскому Мухаммеду Али. И создал для него войска нового строя, как наш царь Петр. Они турок много раз били за последние десять лет. Вот мы с генералом думаем, что наших офицеров этот Солиман покупал, чтобы они служили у него.

— Генерал доложит о ваших мыслях императору, и тот решит, что нехорошо бросать в беде своих гвардейцев, самую верную опору престола. Да только ты, Вася, упустил одну маленькую деталь. Тебя с товарищами должны были купить уже англичане.

— Вот в этом-то, Сашка, и загвоздка всего этого дела.

Василий раздраженно сжал кулаки.

— А еще, Сашка, нельзя узнать, кто был сообщником этого мерзавца Каневского. Ведь понятное дело, что у него были помощники. Узнать ему кто из гвардейцев поехал на Кавказ было раз плюнуть. Но ведь кто-то потом эту информацию сообщал Осману. А теперь они останутся безнаказанными.

Глава 25

Иллюзий я не питал и был бы удивлен, если бы с Кавказа удалось уехать без какого-либо отягощения.

Глупо рассчитывать, что всё теперь буду вести тихую семейную жизнь в своих имениях.

У Василия куча всяких обязательств и дел здесь на Кавказе, в столице, а теперь похоже вырисовывается какой-то египетский вариант.

Помочь вернуться на родину и адаптироваться нескольким сотням несчастных горцев — самое простое. В конце концов несколько тысяч серебряных рублей решат все их проблемы. Они теперь ученые горьким опытом и с русской властью будут жить дружно. А мне от этого еще будет и существенная финансовая польза.

У меня, например, появился мой личный обоз в виде личной вьючной лошади, когда мы вышли из гор.

На первом же привале горцы сделали мне кучу подарков, которые Андрей упаковал и нагрузил ими отдельную вьючную лошадь.

Мне, конечно, очень понравились новенькие черкески, различная горская обувь, папахи, оружие или посуда. Но целых пять — как говорят в двадцать первом веке, Карл, пять! — бурок. Это нечто. И сами бурки, и их количество. Я уже оценил их и могу сказать, что в моей шкале ценностей это пять с плюсом.

На Северном Кавказе мне довелось бывать два раза по полгода, когда мы строили там кое-какие объекты. И у меня была подаренная благодарным заказчиком бурка. Но то, что я получил в дар сейчас, не идет ни в какое сравнение. Это, как любит говаривать президент одной державы двадцать первого века, супер-пупер бурки.

В России мода на них только появляется. Будучи дважды в Петербурге, я только однажды увидел офицера в бурке в Михайловском училище. У нас в Калуге она мне еще не встречалась. Так что мы с Василием будем первые, а Милош с Другутином — вторые. А некоторые наши мужики и сербы, тоже получившие их в подарок, будут третьими.

Дед Зелимхана, тоже, кстати, Зелимхан, возглавляет ушедших с нами горцев. Он извинился, что они не могут каждому нашему казаку подарить бурку и черкеску. Такого количества всего этого у них просто нет, но горцы дали слово, что как только они их изготовят, то сразу пришлют к нам.

Василий подарков получил еще больше меня, и ему нагрузили две вьючных лошади.

По вьючной лошади в итоге вместе с ним офицеры и нижние чины тоже получили богатые подарки.

Итогом этого праздника изобилия было то, что горцы остались чуть ли в буквальном смысле с голым задом. Все это произошло на подходе к Екатериноградской станице, и, естественно, мне пришлось тут же принимать срочные меры.

Я действовать начал сразу же, и вся адъютантская, чиновничья и прочая братия, сопровождающая генерала Головина, и сам всё это лицезрели. Думаю, что это их впечатлило.

Но больше всего это впечатлило Аслана. Он ехал чернее тучи и не скрывал того, что перспектива оказаться на нашей стороне его радует. В некоторых случаях однозначно было видно, что только молодая невеста, которую он не отпускал от себя ни на шаг, удерживала его от какого-нибудь опрометчивого шага. Фатима для него определенно была всем на свете.

Всё изменилось, когда открылся мой рог изобилия. Мы провели в Екатериноградской неделю, отдыхая и приводя себя в порядок. В принципе, наш поход по горным весенним тропам — это не что-то запредельное, но чувство ответственности, по крайней мере для меня, давило как тяжеленная бетонная плита.

И не только за брата и тех неизвестных мне людей, которые были вместе с ним в этом горном ауле. Со мной пошли не просто какие-то русские и сербы, а мои молодые мужики и сербы из семей, которые доверились мне.

И как мне придется потом смотреть в глаза их родителям, женам и невестам?

В то, что всё кончится так, как произошло, я совершенно не верил и сейчас был безумно рад этому чуду. Хотя нисколько ему не удивился. Всё-таки моё попадание произошло не просто так, и иначе, наверное, быть не может. Оно — настоящее чудо, а они, как известно, просто так не ходят и как минимум парами.

А что пара моему попаданию простому смертному, как мне, неведомо.

Во Владикавказе я окончательно понял, что всё, я это сделал, и напряжение куда-то исчезло, и вокруг только розовые тона.

В Екатериноградской мои наличные капиталы начали резко заканчиваться, но это уже не имело никакого значения. Горцы были обеспечены всем необходимым, и все последующие вопросы можно будет решить после возвращения с Кавказа, когда станет ясно, что осталось из того, выделенного мною на это дело.

Мой рог изобилия оказал волшебное действие на Аслана. Его настроение стало