Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев
— Это надолго?
— Не думаю, всё же наместник — человек обязательный. А вот и он!
— Приношу извинения, господа! Что же вы не ждёте меня в кабинете? — Панин шёл быстрым шагом, легко, словно летя. Возраст отражался на его лице множеством морщин, остатки волос его были совершенно седы, но взгляд поражал огнём силы и умом, а резкость движений была свойственна скорее юноше, чем человеку, вступившему в седьмой десяток, — Пойдёмте, есть вопрос, который нам требуется срочно решить.
Алёша зашёл в приёмную наместника следом за вице-канцлером Куракиным, который щеголял новёхоньким, с иголочки, мундиром и лентой ордена Владимира на шее. Александр Борисович чрезвычайно гордился свежеполученной наградой и пятым классом, который выхлопотал ему сам наместник, справедливо считавший молодого человека своей правой рукой.
За ними степенно следовал игумен Агапий, который был сейчас единственным церковным иерархом в Петропавловке, ибо епископ Камчатский Арсений отбыл на богомолье в Богородице-Симуширский монастырь. Двери за ними плотно закрылись, Куракин удивлённо повёл взглядом — привычных секретарей, ведущих записи и делопроизводство не было, дело было весьма тайным.
Панин не стал тянуть с объяснениями:
— Получил депешу от Шелихова. Дело срочное и сложное. Посчитал, что именно вы способны помочь мне в решении сей проблемы… Скажите, Алексей Григорьевич, Вы, говорят, хорошо знакомы с воеводой Павловска Осипом де Рибасом?
— Да, с Осипом Михайловичем провёл вместе почти четыре месяца. Ходил с ним вверх по Вимале, присутствовал при основании Тереховского острожка при впадении реки Каламачной[11]. — подобрался Алёша.
— Какое Ваше мнение, что он за человек? — Панин внимательно посмотрел на Акулинина.
— Человек… Верный человек, слово держит. Люди его любят и уважают — на самых диких управу нашёл, даже туземцы его побаиваются. С местными дружит и дела имеет. Землями управляет справно — Павловск отстроил, четыре острожка поставил, деревни уже затевает. Мехов наторговал чуть ли не больше всех у Шелихова. Однако, по части женщин и выпивки неуёмен. Часто и инструкции выполняет по своему разумению. Горяч хоть и умён, но держать себя в руках неспособен. Из испанских дворян Неаполя — южная кровь. — попытался оправдать своего приятеля молодой человек.
— То есть, слово держит, но считаясь исключительно с мнением своего рассудка?
— Слово данное и приказ он различает. Буян он. За своё своеволие сюда и сослан. Однако же руководитель от Бога! — попытался Алёша сгладить своё, слишком уж начинающее выглядеть нелестным, мнение, — Вот прислал ему Шелихов триста человек на поселение, так они за две недели вывели ему три башни, которые, по его мнению, могут защитить Павловск от кораблей неприятеля. А потом сразу принялись лес чистить, да дома ставить, и до зимы всё закончил, а весной уже к севу всё готово было. Такую его распорядительность даже сам Шелихов отметил, а при этом и люди не жаловались — всё Осип им объяснил и убедил.
— Понятно… Приятельствовали с ним?
— Невозможно без этого…
— Вот, приятель Ваш, Алексей Григрьевич, такое сотворил, что и подумать страшно… Самовольно отплыл вдоль берега материка к югу от Павловска, что было ему строжайше запрещено. Добрался до Монтерей, где обманул испанскую администрацию — сообщил, что уполномочен вести с ними переговоры от имени Российской империи. Мало того что всех перепугал и обидел, так ещё и выкрал единственную дочь губернатора де Неве, четырнадцатилетнюю Исабель, с которой и обвенчался в миссии Сан-Франциско! — последние слова Панин буквально простонал.
— Откуда это стало известно? — Куракин весь собрался как перед прыжком, вперив глаза в начальника.
— Он сам это сообщил Шелихову, попросив прислать подкрепление на случай войны с испанцами! — завершение фразы вызвало у Панина упадок сил. Наместник с ожесточением вынул из шкафчика пузатую бутылку тёмного стекла, и стаканчики. Не спрашивая, наполнил и протянул участникам совещания. Все молча выпили. Панин выдохнул с облегчением и спросил:
— Вопрос следующий, что нам делать? Первое — этот ухарь действительно подвёл нас под монастырь! Буквально подвёл! Вот Чернышёв Захар Григорьевич, пусть государь и посчитал его невиновным в измене, но от деяний родичей своих впал в такое уныние, что по прибытии попросил меня разрешить ему постричься. В монахи ушёл последний член славнейшего рода! Может и нам туда пора, а?
— Не спешите, Никита Иванович! — вмешался игумен Агапий, — Вам такое только сам император разрешить может, а не похоже, что он готов будет такое позволить, коли война с Испанией начнётся. После — может, а пока — нет.
Панин выпучил глаза, представив себе такое, но увидел, что и сам Агапий, Куракин и даже Акулинин улыбаются, и тоже облегчённо усмехнулся.
— Испанцы сильно недовольны были даже нашей торговлей на Аляске, считая весь Американский континент своей вотчиной. — начал вслух размышлять Куракин, — Новости о том, что наши поселения простираются уже вплоть до Павловска, точно должны были вывести их равновесия.
— Но мы же хотели тянуть как можно дольше! — возмутился Панин.
— Позвольте, но брат, то есть государь, писал мне, что Палласов а́тлас о географии и животном мире Севера Великого океана уже издан в Санкт-Петербурге и вскоре разойдётся по Европе! — непонимающе вскинулся Алёша.
— Конечно-конечно! Но пока лишь первые две книги, которые не описывают наших границ близ Испанских земель. — кивнул ему Куракин, — Мы ждали прихода нового каравана. Он привезёт ещё войска, оружие, припасы. Да и идти ему предстоит вдоль испанских берегов, а коли испанцы решат чинить ему препятствия…
— Но ведь брак его с дочерью испанского губернатора — прекрасная весть! Это может послужить установлению мирных отношений… — Агапий начал говорить, но его прервал Панин.
— Отче, а вот это вторая плохая новость. Осип Михайлович венчался с нею по католическому обряду! А он давно крещён в православии!
— И это не всё — я сам был на его свадьбе с туземкой. Дочерью князька крупного местного племени! — уточнил Алёша.
— Так и это тоже ещё не всё! — внезапно хлопнул себя по лбу Куракин, — Достоверно знаю, что незадолго до своего непослушания, он женился в Петербурге на приёмной дочери Ивана Ивановича Бецкого, Анастасии!
— Господи, твоя воля! — выдохнул отец Агапий и перекрестился на иконы, — Многоженец! Господи, чудны дела твои… — помолчал, а потом усмехнулся,