Магия крови - Ник Перумов
Рико сосредоточенно разбивал один ореховый амулет за другим, жердины, связанные хлипкой на вид веревочкой, дымились, но все еще держались. Крепкое заклятие наложено, теперь понятно, отчего клетки эти никто толком не охранял – а зачем?..
Осталось три амулета.
– Давай вместе. – Некромастер вытолкнул один из амулетов обратно. – На счет три. Раз, два…
«Три» он сказать не успел. Ясное вечернее небо пронзила ослепительная вспышка, громыхнул гром, от которого заколебалась земля. Квинт от неожиданности долбанул амулетом о землю, добавил самое простое разрушающее заклятие, каким дети колют созревший миндаль. Рико тоже в очередной раз разбил «орех», но бледная вспышка от выплеснувшейся силы слилась с горячей волной магии, пришедшей откуда-то извне.
Звуки умерли, не родившись. Мир на несколько мгновений застыл.
В кольце темного вихря перед входом в пирамиду возникла Северная Ведьма, та самая, которую Квинт видел в битве у Твердыни, – болезненно-тонкая, в алом потрепанном платье, белые волосы подняты ветром, глаза закрыты, руки скрещены, сжаты у груди. За ее спиной воздвигся темный быкоголовый силуэт в три человеческих роста, глаза пылают огненной яростью.
– Смерть!.. – проревел он так, что земля содрогнулась еще раз, а люди попадали на землю.
Миг – и темный вихрь втянулся в разверстую пасть квадратной арки.
Звуки и свет обрушились на Квинта. Маг сидел на земле, тряся головой, пытаясь унять звон в ушах и боль, горевшую в щеке.
Рико навалился на дверцу клетки, веревка лопнула – и юный некромастер едва не упал, вывалившись наружу. С невнятным воплем он рванулся вперед, а за ним – прочие пленники. Стража уже пришла в себя, клетку окружали, не успевших отбежать достаточно далеко загоняли обратно плетями и замахами длинных копий.
Рико, однако, успел. Веспа видел, как его серая туника мелькнула среди клеток и повозок недалеко от входа в пирамиду, как он, виляя, увернулся от стражи и очертя голову метнулся к входу; видел, как его поглотила тьма.
Что он делает?.. Для чего подставил Квинта? Зачем ломится туда, куда только что отправился разъяренный до последней степени Древний бог? Неужто какой-то пес ему дороже собственной жизни и даже бессмертной души?..
«А ты, Веспа? – неожиданно спросил он себя. – Чем ты готов пожертвовать ради той, кого любишь?..»
Квинта передернуло. Тьфу ты, нашел время размышлять… Он по-прежнему сидел на земле возле клетки, даже не пытаясь отойти. Боль в щеке начала утихать – должно быть оттого, что сбежать он не пытался, а от дозволенного ему местопребывания отошел совсем недалеко.
«Нет смысла убегать, – подумал он. – Все равно меня сейчас засунут сюда вместо Рико. А все моя наивность! Все мое неумение жить! Куртия принимала меня за кого-то другого, честное слово. Хорошо, что я… что я оставил ее. Вот моя жертва, и больше я об этом не стану думать. Однако как же я вернусь теперь в Корвус? А я должен!»
Может быть, еще есть время создать портал – короткоживущий, легкий, пока боги не лишили его заемной силы? Проколоть пространство – и сбежать?..
А как же «поцелуй ифрита», который неминуемо сожжет беглеца?
Квинт попробовал собрать хоть сколько-нибудь силы, прикидывая, как можно использовать близлежащие линии великой фигуры, но позади раздался знакомый голос:
– Вот он, господин хороший. Это он сбежать хотел, стражников пожег, я видел!
Квинт обернулся и обомлел. За его спиной стоял Фестус, обвиняюще указывая на него; маг с удовлетворением отметил красные пятна ожогов на лице парня. За Фестусом с грозным видом топтались два стражника, тоже попятнанные Квинтовыми чарами, но вот рядом с ним…
Рядом с ним явился собственной персоной Публий Каэссениус Маррон, Орден Ворона, первая ступень. Уж кого-кого, а первых магов в Орденах в лицо знали все!
Вид у него, правду сказать, был весьма потрепанный и усталый. Однако и он при виде Квинта изумленно вздернул брови.
И, невзирая на гигантскую пирамиду, нависшую над ними, вопящих пленников и только что бушевавшего здесь Древнего бога, самым светским тоном заметил:
– Добрый вечер, коллега. Орден Совы, я не путаю? Рад видеть вас в добром здравии, carissimus[20].
Интерлюдия
Дракон, летящий над Араллором, видит многое.
Если подняться высоко-высоко, выше птиц, выше самых высоких горных пиков, туда, где золотыми лентами течет с недавних пор дикая магия, – мир кажется неизменным, таким, каким он пребывал тысячи лет: синева Великого Океана, разбивающая изжелта-зеленый щит материка неровным лезвием Межпроливья; белоснежная оторочка побережий, темный бархат сельвы Каамен, сухая охра пустынь Шепсута, голубовато-белое сверкание Дальнего Севера – и пурпурная роза Сердца Пламени на противоположной стороне мира.
Впрочем, нет. Сердце Пламени пылает куда ярче, чем прежде, и дым от его извержения затянул весь Дальний Юг, так что не разглядеть ни Костяной Лес, ни часть обеих Великих пустынь, ни даже устье Сета при впадении его в Юго-восточное море.
Севернее, где, словно недреманное око, синеет великое озеро Сетджурна, клубится тьма. О, пока еще ее видит только Дракон, для смертных обитателей Араллора небо чисто и воздух наполнен лишь пылью, которую ветер приносит из пустынь; но Дракон знает: скоро все изменится. Там – нарыв, там – болезнь, принесенная в Араллор некогда величайшими из богов, одолевшими Древних, одолевшими и его самого; там – место, где скоро решится все.
Или не все. Дракон не обладает всеведением, хоть и видит больше.
Он снижается.
Межпроливье неспокойно. Оно, точно оспинами, покрыто большими и малыми флотилиями, снующими в обе стороны. Пираты и варвары, кажется, вывели сейчас в моря все, что может плавать, и всех, кто может грабить и убивать, а вот имперского флота Корвуса не видно… Но что это? Отчего черный дым тянется вдоль западного побережья Межпроливья, отчего багряным, точно остывающие угли, светятся гавани веселого града Арморики, Панормуса, Аэноса, даже Роданоса?
Великая империя Корвус утратила флот. Да полно, существует ли еще она сама?..
Дракон снижается, закладывает круг; ему уже видны полыхающие в прибрежных городах Корвуса пожары, вереницы судов, перевозящих невольников на восток, развалины городков и поместий… Те же руины и то же движение – на острове Скаламирр, бывшем совсем недавно опорой и оплотом имперского порядка в Межпроливье. Как же быстро смертные научились разрушать! И как хорошо они это умеют!
Но что это? У побережья, от Магадора, что запирает вход в залив Вольта, до Ауреланума толкотня судов и суденышек, а в городках, обратившихся частью в руины, частью – в воинские лагеря, муравьиная непрекращающаяся суета. Там высадилась армия… впрочем, и это неверно. Туда словно бы устремился весь Восток, веками соперничавший с Корвусом: и варварийцы Валленингов и Тиллингов, и морские разбойники Султанат
