Магия крови - Ник Перумов
– Не гневайся, господин! – Деревенский староста, тощий, почти черный от солнца крестьянин, от почтительности согнулся в три погибели, но и в этом положении умудрялся отвешивать поклоны. – Мы отдадим половину урожая с этого виноградника великому богу, только помоги! Нет у нас своего колдуна, снизойди к нашему горю, почтеннейший!
Прочие деревенские: женщины, дети, старики, несколько мужчин, кто не ушел в Сетджурну на заработки, – робко выглядывали из-за спины старосты. Кругом лежали пологие холмы, все распаханные под поля и виноградники; великий город Сетджурна скрывался за ними, но зато дальше, туманя горизонт, играла и переливалась на солнце бескрайняя озерная гладь. А перед старым «говорящим» зеленело то, ради чего местные крестьяне и умолили его приехать сюда, – виноградник.
Только лозы, совсем недавно росшие ровными рядами, переплелись и запутались, точно дикий хмель, точно ни разу не касалась их человеческая рука; часть побегов и вовсе обратилась в длинные шипы. И ни одной кисти с пушистыми желтыми цветами или с бледными юными ягодками.
– Это был лучший виноградник в деревне! – Староста вцепился в волосы и едва не рыдал, глядя на гущу стеблей, шипов и необычайно огромных листьев. – Мы продавали виноград мастеру аш-Шаузи, лучшему виноделу Сетджурны! А теперь! Мы остались без урожая, наши дети умрут с голоду!..
– Довольно, – поморщился чародей. От виноградника и впрямь разило магией, но в чем там дело, он пока не мог понять. – Когда это началось? И как? Говори четко, не то я развернусь и уеду обратно, а великий бог лишит вас еще и последнего колоска пшеницы!
– Три дня назад, о почтеннейший, – склонился староста. – Три дня назад все цветы с лоз опали, а лозы начали расти и сплетаться. Всякий, кто пытался оборвать хоть веточку, кололся о шипы, и уколы эти воспалялись и причиняли страдания…
– Дальше! – «Говорящий» сердито пристукнул посохом. Он впервые сталкивался с подобным, несмотря на весь опыт. Пустынные духи, забредающие далеко от своего обитания, дуреющие от многолюдия городов, – это было, кладбищенская нечисть – было, даже одного ифрита ему довелось усмирять, правда, не в одиночку… Но чтоб виноградник в три дня зарос, точно дремучий лес, – такого не было!
– А хуже всего, о достойнейший, – староста перешел на шепот, – что в этих зарослях кто-то прячется. Кто-то целыми днями плачет в них, так жалобно, что сердце разрывается. Шумит в ветвях, когда нет ветра, и стонет по ночам. Мы боимся…
«Говорящий» удовлетворенно кивнул. Значит, все-таки дух. Наверное, происходящее в Сетджурне лишило его покоя, пробудило от векового сна. Только отчего он не откликнулся на зов Великого Темного, а пугает невежественных крестьян вдалеке от пирамиды? Привязан к месту, быть может?
Это уже было понятно, с этим уже можно было справиться. Нелегко, но можно.
«Говорящий с духами» покачал головой, поцокал языком. Возвел глаза к небу.
– Проклятие на вашей деревне, почтенный, – солидно произнес он, сменив тон. – Большое проклятие! Но я смогу снять его. Только потребует это многих сил, ох, многих. А потом еще и Великому Темному богу отчет давать, где это я пропадал, отчего не трудился во славу его…
– Мы заплатим, – смиренно сказал староста. – Все, что запросишь. Только избавь нас…
Как видно, дух и впрямь изрядно их напугал, потому что «говорящий» без труда выторговал себе к обычному своему вознаграждению еще тушу барана и два мешка муки. И привоз всего этого богатства за счет деревни.
Теперь он стоял перед виноградником, крепко сжимая посох; крестьянам велено было убраться подобру-поздорову, но они, конечно же, ушли не дальше соседнего виноградника и глазели на него из-за изгороди всей деревней. Весьма раздражающе.
– Если дух проклятия вас сожрет, – крикнул «говорящий», – то вина на вас, а не на мне!
После этого за изгородью остались только самые отчаянные.
Виноградник был полон магией – но магией странной, никогда старым чародеем не виданной. Словно сами лозы источали ее, подпитывая собственный рост. Зеленая, травяная, древесная магия… Откуда бы ей проявиться с такой силой? Нет, конечно, древесные духи встречались и в Шепсуте – мелкие, не больше мышки; слишком мало воды, слишком много солнца. Слыхал он о духах сельвы Каамен, громадных, живущих в непролазных джунглях, но как бы тут очутился такой дух? Шепсут – холмы и пустыни…
Нет, к ифритам размышления! Вон уж закат на полнеба, надобно управиться до темноты, а завтра – тащиться обратно.
«Говорящий» обошел виноградник, равномерно ударяя посохом о землю. От каждого удара образовывалась звездообразная ямка, и, когда он закончил, ямки на глазах соединила ровная трещина, замкнув контур. Еще удар – и контур засветился белым.
«Говорящий» затянул инкантацию – длинную, заунывную, на языке, которого и сам не понимал; она призвана была проявить духа в тварном мире, установить с ним связь и убедить его уйти. Однако на середине инкантации чародей с изумлением услышал тот самый плач из зарослей – и впрямь жалобный, отчаянный, от которого душа переворачивалась. А еще через минуту из непроходимых зарослей показалась дева – вовсе не бесплотный дух, а вполне себе воплощенная в теле, тоненькая, большеглазая, с зеленоватой косой и бледным лицом, залитым слезами; одета она была в помятую дорожную одежду.
– Кто ты, зачем мешаешь мне? – крикнула она. – Уйди, маг, уйди, оставь меня… Все меня оставьте!.. Все, все кончено!
В ответ стебли винограда зашевелились, сплетаясь еще теснее, шипы ощетинились.
«Говорящий» прервал инкантацию, но не от страха, а от изумления. Дух виноградника вел себя не как дух, а как обычная девчонка, которую бросил ее разлюбезный. Как его собственные внучатые племянницы (ибо своей семьи чародей не имел).
– Ты что плачешь, а, девочка? – ласково спросил он, прежде чем успел прикусить язык. – Кто тебя обидел?
Дева подняла на него зеленые, как виноградины, глазища и прошептала:
– Любимый… Витар… Он… он меня броси-ил… у него друга-ая…
– Ай-ай-ай, – зацокал языком старый маг. – Бросил такую красивую девушку! Совсем глупый! А может, он случайно? Ифрит попутал, а?
– Нет… они обнимались, я видела-а…
– Ай, как нехорошо! – «Говорящий» покачал головой. – А ты зачем плачешь, сама расстраиваешься, людей хороших пугаешь? Достоин он, что ли, твоих слез? Да ты себе жениха сыщешь во сто крат лучше!
– Он… он мне му-уж… Забыл про меня совсе-ем, не и-ищет…
– Ай, совсем плохо, – вздохнул старик. – Ну так пойди к нему и потребуй объяснения! Да с пристрастием! Не ты должна плакать, девочка, а он. И прощения у тебя просить!
Дева некоторое время таращилась на него, словно такая простая мысль не приходила ей в голову.
– Ну, милая! Где он, твой обидчик?
