Часовой: на страже Севера - Максим Шторм

— Местные скоро подожгут эту тварь, — я кивнул на вытянутую, покрытую засохшей слизью тушу исполинской землеройки.

— Ее я уже и зарисовать успел, — усмехнулся колдун — Еще на подлёте увидел этого красавца во всех подробностях. Такую стать не спрячешь. Но я, с учетом своего опыта и знаний, не вижу в этом чудище чего-то прямо-таки особенного. Да, невероятных размеров, да, крайне отвратительная, но все же обычная иномирная тварь, наверняка рождённая в сферах, чуждых для нашего восприятия. Разумеется, и к ней я отнесусь с должным вниманием. Но это просто животное, монстр. Понимаешь, Бестужев? А вот эти голубчики…

Я со все большим интересом уставился на «голубчиков» и мне показалось, что еще немного и я наконец пойму, что же такого необычного в этих существах. Трофим вытащил из кармана наброшенного поверх плотной серой униформы, длинный узкий кинжальчик, наподобие мизерикордии, с острым игловидным кончиком.

Он ткнул остриём кинжала одну из тварей в скрученную в предсмертной судороге переднюю лапу. Существо было пятипалым, его ороговевшие конечности напоминали человеческие, только с непомерно длинными загнутыми когтями. Узловатые, заскорузлые пальцы, жилистые кисти. Трофим, пользуясь кинжалом, отогнул один из закостеневших пальцев. Озадаченно хмыкнул и сказал:

— А ну-ка, глазастый, если сейчас подтвердишь мне то, что я уже увидел, с меня целая бочка пива.

И я увидел. Может, потому, что уже знал, куда примерно смотреть, а может потому что наконец понял, что так меня смущало в этих странных созданиях.

— Да ну на хрен! — я с изумлением посмотрел на колдуна. — У него же кольцо вросло в один из пальцев! А здесь, на запястье…

Я присмотрелся к грязной дубленной шкуре.

— Что-то вроде клейма… Не может быть!

Я словно в первый раз уставился на этих монстров. Безглазые, с длинными морщинистыми носами-хоботами, гротескные, лишенные половых признаков тела, жуткий запах, оскаленные пасти, водянистая кровь… Но тем не менее…

— Тебе не кажется, сынок, — уверенно и громко сказал Трофим, вставая с земли. — Эти твари когда-то были людьми. Ведьмы начали превращать людей в чудовищ.

Услышавшие слова чародея Ростоцкий и Игнат закончили трепаться за нашими спинами и неверяще, будто два брата-близнеца, вытаращились на довольно потиравшего руки Трофима. Чародей едва ли не сиял. Словно ученый, обнаруживший наиредчайшую разновидность экзотического цветка или животного.

— Чего? Этот ублюдок был человеком? — Ростоцкий ткнул железным пальцем в окоченевший труп. — Твою же мать… Ну, Бестужев, до того момента, как ты объявился у нас в Цитадели, многие вещи казались куда как проще и привычнее. Ты точно уверен, что не притягиваешь неприятности?

* * *

Кленовку мы покинули после обеда. Высоко в небо поднимались, закручиваясь спиралью, клубы черного, пропахшего скверной и смертью дыма. Подпаленная нечисть чадила, как резиновые покрышки, и горела не хуже свиней. По счастью, ветер не менял направления и уносил густую смрадную волну на восток.

Мы же возвращались домой. Никогда раньше не ездил на лошадях. В прежней жизни. Однако, только оказавшись в седле, отчётливо понял, что делал это не раз. Тело само подсказало, как сидеть, держаться, править. Память Алексея Бестужева выуживала из своих закромов нужные мне файлы информации и своевременно загружала в мой мозг. Именно так я начал воспринимать с недавних пор свой симбиоз с проклятым наследником. Даже более того. Я уже не представлял себя никем иным.

Это я — Алексей Бестужев. Я — проклятый аристократ, изгой дворянского мира Империи. И именно мне разгребать все, что обрушилось на мой род за последнюю сотню лет. И я был полон решимости.

Вернувшись в Родовой замок, я первым делом сменил изгвазданную после ночного сражения одежду и начисто вымылся. Переодевшись в домашнее, я наведался на кухню, где меня уже ждал горячий обед и сердобольные причитания добрейшей тетки Марфы, что, мол, хозяин-то молодой исхудал так за прошедший день, как бы вскорости в голодный обморок ни свалился. Пришлось слопать всю выставленную передо мной снедь и попросить добавки.

Подзаправившись, снова пришёл в отцовский кабинет. Свою бойкую, как неугомонная домовитая белка, и хитрую, как рыжая лисица, сестрёнку нигде не встретил. Или же какими домашними делами занимается, или выдумывает для меня что-то особенное. Я невольно заулыбался. Эх, Алиса, Алиса… Как ни крути, а придётся мне сегодня, вечером, многое ей рассказать. Поменьше чем Игнату, но придётся. Иначе с живого с меня не слезет, покуда буду гостить в имении.

Я не мог объяснить причину, по которой меня так манило в отцовский кабинет. А ведь еще хотелось побывать в мастерской Игната, сходить в оружейную комнату, да подробно исследовать весь старинный замок сверху до низу. Не знаю даже, хватило бы у меня на все оставшегося времени… Но вот отчего-то просторный, такой уютный и родной кабинет погибшего Александра Бестужева притягивал меня больше всего прочего.

Большой массивный письменный стол, канцелярские принадлежности, бумаги, тетради, чертежи. Заставленные книгами шкафы, огромная географическая карта. Пара продавленных, но чертовски удобных кожаных кресла. Заботливо растопленный камин. Большое, забранное толстой кованной решёткой окно. Застилавший дубовый пол вытертый толстый ковёр. На полках множество интересных вещиц.

А еще, по завершении нашего давешнего ночного разговора, перед тем как уйти, Игнат показал мне в отцовском кабинете одну интересную штуку. Которая невероятно меня взбудоражила и мыслями к которой я периодически возвращался. Вот и теперь, оставшись в одиночестве и глубоко вдыхая полной грудью так нравящиеся мне запахи, я не стал откладывать более в долгий ящик и подошёл к одному из книжных шкафов.

На меня смотрели корешки самых разных по толщине, переплету и возрасту книг. Однако же из всех мне была нужна прежде всего одна. Она стояла на предпоследней снизу полке, почти посередине. Толстый черный корешок, поверх которого полустершейся позолотой было выделено красными каллиграфическими буквами «О жизни и смерти: размышления. Р. Д. Шальке». Своеобразно. И запоминающе. Я потянул за корешок. Книга под наклоном отошла на половину и, будто на резинке, со стуком прыгнула обратно. А целая книжная секция на хорошо смазанных петлях беззвучно откинулась направо, открывая передо мной одну из тайн отцовского кабинета.

Мне намертво врезались в память оброненные дядей Игнатом слова, когда он, уже стоя на пороге, вдруг повернул ко мне голову и задумчиво сказал:

— У твоего отца, Алёшка, были свои секреты. Которые он не доверял никому. Даже мне. Подумай об этом хорошенько.

И вот теперь, жадно рассматривая открывшуюся мне за книжным шкафом