Часовой: на страже Севера - Максим Шторм

Она засветилась такой заразительной улыбкой, что я сам невольно залыбился в ответ.

— Иногда я тебе завидую, Алёшка, — призналась Алиса. — Я была еще совсем маленькая, когда умер папа. И плохо его помню. А ты успел с ним побыть намного дольше.

Я неуверенно пожал плечами. Что я мог ей ответить?

— Отец очень часто отлучался… Сама понимаешь. И… Я многое забыл. Он обещался мне рассказать столько всего… Нужного и, наверно, очень важного. Но так и не успел.

Я сознательно не стал касаться темы происхождения самой Алисы и того, как она появилась в Родовом Имении Бестужевых. Кем была ее мать, при каких обстоятельствах Алесандр привез ее в замок совсем крохотной. Возможно, даже Алексей Бестужев, его сын, не знал всех подробностей этой давней истории. Игнат… Тот должен был знать. Обязательно нужно будет его попытать по этому вопросу. Но потом. Сейчас все это не казалось мне столь важным. Важнее была моя сестра, которая сидела напротив меня здесь и сейчас, чем тени прошлого.

— Сколько в имении проживает человек?

Алиса, ничем не выказав своего удивления подобным вопросом, смешно дунув вверх и смахивая упавшую на лоб прядку, на миг задумалась, и принялась загибать пальчики.

— Как ты уже догадался, не шибко много. Нам просто не по карману больше народу. Часовым жалованье не платят, забыл? Если б не Кленовка, с голоду бы померли. Северный край — он жестокий, братик. Особенно зимой. А она не за горами. Сейчас конец лета. Через месяц или даже раньше придут бури и дожди. Затем морозы. Еще не наступит декабрь, а про летнее тепло и воспоминаний не останется!

Я внимательно слушал Алису. Спрашивается, зачем мне все это? Ну что за вопрос… Я хозяин этого имения. Наследник бывших хозяев всех Северных земель. Я должен знать, просто обязан, как тут живут и чем дышат. Моя привилегия не только защищать, но и знать. Это моя земля и мой народ. Конечно, заяви я о чем подобном в Столице, меня бы и слушать не стали. Там ко мне относятся чуть лучше чем к дворовую псу, а фамилию запрещено называть под страхом смертной казни. Здесь, на фронтире, в этом суровом и жестком краю, все несколько иначе. И по крайней мере в Цитадели корпуса Часовых Тринадцатой Стражи фамилия Бестужевых опять звучала вслух, без утайки. А это уже маленькая, но победа. Моя победа.

— Хорошо. Сколько людей? Ну, собственно, мы с тобой… Хи-хи-хи! Неожиданно, правда?

— Ты давай не умничай, засранка! А то по жопе настучу!

Алиска вновь хихикнув, показала мне язык.

— Ой напугал. Твоё счастье, что ты не помнишь, как я тебя раньше мутузила! Ладно. Игнат, тетя Марфа, муж её дядя Семён. Он по хозяйству помогает: дров наколет, воды наносит, да и на охоту ходок заядлый. Аксинья, помощница Марфина, жопастая такая девка. Поди, её то ты должен помнить? Нет, скажешь? Брешешь. Дед Василий, конюший наш. Митька с Захаром, быки здоровенные, что у дяди Игната на побегушках. Да и всё. Нету больше никого в имении то.

Негусто, скажем прямо. Впрочем, я иного и не ожидал. Так стоило ли удивляться тому, насколько неухоженный и обветшалый вид у моего исконного домена с многовековой историей? Когда на весь замок всего с десяток жильцов приходится и нет денег ни на что, кроме как на самое необходимое. Подтверждая мои мысли, Алиса сказала:

— Раз в месяц Игнат всегда старается в Лютоград выбраться. То купить по мелочи что, то обменять. Кузнец то и мастеровой он хороший. Вот бывает и нанимается кому что подладить… Бывает, даже в Цитадель наведывается.

— Угу, это я уже знаю.

— Ну а теперь, — Алиса поудобнее заёрзала на постели, обкладываясь подушками, которые наверняка сама же сюда и принесла. — Теперь моя очередь тебя испрашивать!

Я только со страдальческим видом вздохнул.

* * *

Как и ожидалось, наш разговор с сестрой растянулся надолго. Впрочем, мне до того было хорошо и приятно с ней общаться, что я был только рад. Свободно, раскованно, без недомолвок, как будто я действительно знал эту смешливую егозу всю свою сознательную жизнь.

Хорошо так поговорили, начистоту. Душевно и искренне. Когда, позёвывая, Алиса ушла, шёл уже второй час глубокой северной ночи. За зашторенным окном негромко шумел налетевший ветер. В камине потрескивали рассыпающиеся угли, бросая на погруженную в полумрак комнату метущиеся тени. Угасающий огонь создавал в спальне мягкое, приятное глазу освещение, которого вполне хватало, чтобы не запутаться в собственных ногах.

Не такая уж и долгая, но предельно насыщенная жизнь в новом мире научила меня быть начеку. Вот и сейчас, перед тем, как лечь спать, я проверил дверной замок, щеколду на оконной раме, прислонил к изголовью кровати перевязь с мечом, чтобы была под рукой. Так, на всякий пожарный. Ложась в постель, я и помыслить не мог, что здесь, в Родовом имении мне может угрожать какая-либо опасность.

Этой же ночью я понял, что все предосторожности на этот счёт были не зря.

Проснулся от того, что вновь оживший грифон, не церемонясь, вонзил мне в кожу раскаленные когти. А поскольку без причины он меня обычно не тревожил, я, уже наученный горьким опытом, не стал стремглав вскакивать и с матами хвататься за находящийся под рукой меч. Проснувшись и по-прежнему не открывая глаз, я прислушался к собственным ощущениям. В комнате было тепло, тихо и… А вот спокойно не было. И дело не столько в том, что пробудился мой Родовой символ. Меня самого обуяло на самом подсознательном, первобытном уровне, чувство опасности. Что-то произошло или должно было произойти. Именно здесь, в комнате, этой ночью. Тишина… Или нет?

Нет, к потрескиванию почти прогоревших угольков и моему сонному дыханию теперь примешивались еще эти звуки. Шелест колеблемой лёгким ветерком шторы. Окно было открыто. Хотя его никто не отворял. В отличие от отцовского кабинета, на забранным деревянным переплётом двустворчатом окне моей спальни решетки не было. Да и зачем? Моя комната располагалась в одной из самых высоких центральных башен, и выходила в сторону простиравшегося на сколько глаз хватало, сразу за скальным обрезом, леса. Чтобы забраться ко мне в спальню, нужно было быть прирождённым профессиональным верхолазом с уймой альпинистской амуниции.

Что ж, похоже, один такой скалолаз нашёлся. И сейчас стоял в спальне, проникнув ко мне через окно, запертое, напомню, на щеколду изнутри. Я всей кожей ощущал присутствие чужого. И даже мог сказать, где он стоял, не открывая глаз. В самом дальнем, наискосок от моей кровати, тёмном