Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– Вижу, Якуб. Ты здесь. И ты стал похож на отца.

Он узнал меня сразу. Он и раньше меня знал. Теперь он был последним живым свидетелем моих ранних лет. Доказательством, что дни детства не были миражом. Тошнота и гнев постепенно рассеялись сами собой. Присутствие Человека-Башмака меня успокаивало.

Теория вероятности исследует математические абстракции недетерминированных событий. Она также изучает измеряемые параметры, которые могут быть единичными либо случайным образом изменяться с течением времени. Если последовательность случайных событий повторяется многократно, закономерности можно обнаружить и изучить, таким образом создается иллюзия, что наблюдатели – люди – способны рассчитывать и понимать хаос. Но что, если наше существование – предмет исследования вероятностей для самой Вселенной?

Если каждый из нас – объект, математическая абстракция, с атрибутами, с небольшими вариациями, скопированными у предшествующих испытуемых (например, комплекс Электры вместо комплекса Эдипа или замена деформирующей личность социофобии на нарциссизм), движимый теми же инстинктами – страхом смерти, одиночества, неудачи. Результаты – бедность, голод, болезнь, суицид или мирная смерть в постели, отравленная сожалением и стыдом, – собираются находящимся над нами исследователем, космос подсчитывает вероятность счастья и полноты жизни, вероятность саморазрушения. Вероятность удачи.

Может ли объект исследования, рожденный больным и бедным, к концу жизни приблизиться к верхней планке удачи? Может ли объект, изначально наделенный привилегиями и здоровьем, потерять их и умереть в нищете и страданиях? Мы все это видели, но где же закономерности и когда Вселенная опубликует свои исследования в каком-нибудь почтенном научном журнале? Каково в масштабе космоса соотношение вероятности одного события к вероятности всех остальных? Ничтожно. И все же мы здесь.

Радислав Зайиц увидел меня. Я поднял кулак и ударил его в челюсть, он свалился на землю, слишком легко. Я разглядывал пятнышко на запястье, где что-то хрустнуло. Сустав среднего пальца провалился, как темный кратер. Текла кровь. Учитель поспешно созвал детей и повел их из сквера.

Зайиц молча смотрел на меня. Он не смел бросить мне вызов, как когда-то деду, он меня не дразнил. Просто ждал, с осторожным любопытством рассматривал. Мол, если решишь забить меня до смерти – что ж, твое дело.

Я протянул ему руку и помог подняться. Он побрел к памятнику, я за ним.

– Знаешь, меня уже много лет никто не бил, – сказал он. – В этом есть какое-то облегчение.

– Я десятки лет об этом мечтал.

Он похлопал по постаменту, смахнул лозу с моего имени.

– Тебе стоило бы посмотреть на это, – сказал он. – Никогда не видел, чтобы закон так быстро проходил через парламент. Люди перебивали друг друга, споря, сколько потратить на монумент. Хотели сделать высотой с башню. Но я возражал, говорил, что ты предпочел бы поменьше и в памятном для тебя месте. Мне известно, что ты проводил здесь много времени, когда был студентом. Глядел в небо и занимался всю ночь.

– Ты и Тума. Вы это устроили.

– И да, и нет. Как тебе это удалось, Якуб? Как ты сумел вернуться?

– Прилетел, сукин ты сын. Помахал проклятыми крыльями – и я здесь.

Зайиц прислонился к статуе, помассировал челюсть.

– Это ты послал меня к Чопре. Заставил Туму. Говори.

– Я назвал ему твое имя, Якуб. В этом не было никакого дьявольского…

– Для чего? Чтобы убрать с Земли последнего Прохазку? Я едва не погиб. Я потерял ее. Для чего?

– Дело вовсе не в этом, Якуб. Если ты позволишь…

Мои руки тряслись, и я сунул их в карманы. Нельзя показывать слабость. Только не перед ним.

– Говори, – сказал я.

– Я не смог тебя отпустить и после того, как вы покинули Стршеду. Пару раз я женился, и все жены ловили меня на том, что я шептал в темноте твое имя, они думали, ты мой любовник. Я следил за тем, как ты рос, видел твои табели с отметками, знал о намерении поступить в университет. Я хотел гарантировать, чтобы тебя приняли, но тебе не потребовалась моя помощь. На некотором расстоянии я наблюдал за похоронами твоего деда. Я попросил хозяев виноградника, где была ваша свадьба с Ленкой, взять с вас плату по низкой ставке и оплатил разницу. Ты был памятью о прежней жизни, я всегда хотел знать, стал ли ты негодяем. Было ли это в крови. Ты остался порядочным. Определенно.

– Ты сошел с ума. Ну и что? Ты выбрал меня для убийственной миссии, думал так восстановить справедливость?

– Как-то ночью, когда мы пили, Тума рассказал мне о своей мечте, о космической программе. Я сперва смеялся над ним, но он был серьезен, он вцепился мне в воротник и клялся, что это сбудется. Раньше я считал, что он – тот, кто нужен нашей стране, понимаешь? Мы еще не стали циничными. Он тогда еще верил, что кормить нужно не только желудки граждан, но и души. Тума верил в науку, в любознательность, верил книгам. Он напомнил мне тебя. И поэтому я назвал ему твое имя, Якуб. В тот момент это было неизбежно для нас обоих. И совсем не ради того, чтобы наказать или вознаградить тебя. Это был ответ зову космоса. Тума дал тебе возможность выбора. Как я и ожидал, ты решился сделать нечто великое.

– Ничего я не сделал. Я должен был жить той жизнью, которую знал. Настоящей. А ты всегда был ущербным и полным ненависти. Ты позволил моему отцу победить, позволил ему сломать жизнь нам обоим.

– Хм, – сказал он, – да, это отчасти верно. Но ты со всем справился, Якуб. Пусть миссия провалилась, теперь страна верит, что мы способны добиться успеха. А видел бы ты свои похороны. Весь город бурлил, я его никогда таким не видел. Почтить твою память съехались высокие гости со всего мира. И вот ты вернулся – не представляю как. Не знаю, через что тебе пришлось пройти, но ты здесь, и мы можем вернуть тебя стране. Герой возвращается. Все с ума сойдут, Якуб. Ты будешь их королем. И что бы ты, по-твоему, ни потерял, ты вернешь это тысячекратно.

Я представил все это. Газетные заголовки, новости, интервью, все, чего я ждал по возвращении, но обостренное до грани безумия, плюс бесконечные вопросы о том, как такое возможно и что меня привело назад. Но означает ли мое воскресение, что Ленка вернется? Покоя ей больше не будет.

Нет. Я не мог на это пойти. Я отдал им все. Они не могут требовать большего.

– Этому не бывать, – сказал я. – Я останусь мертвым. Я заслужил.

– Ты уверен?

– Уверен. Я хочу пожить спокойно.

– Что ж,