Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– Что было твоей?

– Кучей денег помогать демократии.

– Ты вор.

– Да, я стал вором.

– Что ты теперь думаешь о моем отце? Ты больше не можешь считать себя лучше его. Что скажешь о боли, которую причинил, когда мстил умершему, о людях, чьи жизни разрушил по пути? В чем смысл всего этого?

– Можно, я покажу тебе кое-что? Это недалеко.

– Я никуда с тобой не пойду.

– Не глупи, Якуб. Я наблюдал, как ты рос. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Что еще оставалось делать? Я не хотел, чтобы эта встреча заканчивалась, чтобы уходил этот человек, знавший меня, последний обломок моей жизни до миссии. Я прошел вслед за ним по поросшей травой лужайке и между деревьями, мы опять оказались в городе, и водитель в костюме открыл дверцу черного «БМВ». Мы уселись на кожаные сиденья, Зайиц предложил стакан виски, и я выпил залпом, без пауз. Предавал ли я память дедушки, сидя рядом с этим человеком, разговаривая с ним?

Он не мог винить меня за желание разобраться и понять каждую крупицу тех событий, что меня сюда привели. Сиденье холодило спину, и я подлил себе еще виски, думая, каково каждый день жить среди такой роскоши, превращая ее в барьер, щит от ужасов обыденной жизни. Зайиц меня изучал, а я спустя все эти десятилетия до сих пор беспокоился, что он может легко прочесть мои жесты испуганного ребенка.

Мы подъехали к дому в Нове-Месте. Шофер распахнул дверцу, и я оказался перед витриной магазина деликатесов. Здание было восьмиэтажное, выстроенное при старой республике, еще до войны и проектов коммунистического жилья. Человек-Башмак жестом пригласил меня через парадный вход, вверх по лестнице. Там он вытащил из кармана связку ключей и открыл железную дверь. Она скрипнула, я заметил на ней глубокие царапины.

Я еще колебался, а Зайиц уже вошел внутрь. Окна были закрыты черной бумагой, оставляя комнату в глубокой тени. Что-то щелкнуло, и комнату озарил свет лампы. Человек-Башмак стоял у заляпанного кровью письменного стола с отсутствующими ящиками. На столе были только лампа, маленькая, с поржавевшим основанием и резким агрессивным светом, и зеленая папка, а другой предмет мебели – деревянный стул, весь в глубоких порезах и с остатками липкой ленты на спинке и ножках – стоял у завешенных черным окон. Перед ним на пыльном каменном полу находился артефакт из моей жизни. Железный башмак.

– Он настоящий? – спросил я.

– Когда я встречался с твоим отцом, подвал, где обычно пытали, обрабатывали от крыс. И тайная полиция вышвырнула нескольких мелких бюрократов из кабинетов, устроив там временные камеры. Нельзя допускать, чтобы паразиты мешали допросам.

– Это было здесь?

– В этой комнате. Ноги твоего отца ступали по этому полу. Разумеется, к тому времени, как я купил это здание, тут опять устроили уютный офис. Я воссоздал эту комнату такой, как я ее помню. Не волнуйся, кровь не настоящая. Но башмак, я думаю, ты узнаешь.

Я представил себя девятнадцатилетним, еще с юношески-округлыми щеками. Люди, которых я никогда не видел и с кем ни разу не говорил, врываются в мою университетскую аудиторию и уводят меня. Эта комната, зачерненный мир за этими окнами отделяют меня, словно брошенная на крышку гроба земля. Истязают меня, причиняют мне боль с полной убежденностью в том, что они на верной стороне истории, на моральной стороне человечества. Мой отец зарабатывал этим на жизнь, и это давало нам возможность жить в хорошей квартире, хорошо одеваться и хранить припрятанные записи Элвиса в тайнике.

– Для чего ты меня привел?

– Я хотел, чтобы ты увидел. Это место, где я родился. Человек, которым я был до тех пор, пока не попал в эту комнату, возможно, стал бы химиком. Ученым, как ты. Но когда меня вышвырнули из университета, отобрали у моей семьи все, я сосредоточился на единственной цели – никогда больше не попасть сюда.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Разве ты не хочешь меня узнать?

Я повернулся к деревянному стулу и сел. Боль в колене вернулась и напомнила, что за весь день я не принял лекарство. Я вытащил пузырек из кармана и, не запивая, проглотил таблетку.

Я сунул ступню в железный башмак.

– Завязывай, – сказал я.

Зайиц нагнулся, отстегнул зажим и просунул тяжелый кожаный ремень в петлю.

Я попробовал встать и не смог.

– Это самое ужасное, – сказал Зайиц. – Эта штука тебя сковывает, и кажется, что больше ты никогда не сможешь ходить.

– Теперь нормально. Не беспокойся. Привязывай.

– Как ты это сделал, Якуб? Как ты вернулся?

– Не будем сейчас об этом.

Он кивнул, подошел к окну и открыл его, черная бумага оборвалась по краям. Солнце хлынуло в комнату, впервые за много лет. Лишенная изолирующей темноты, комната показалась обычным унылым офисом, таким же далеким от бурной жизни, как кабинет доктора Бивоя.

– Ты заставил меня считать себя проклятым, – сказал я. – Будто даже само мое существование – какое-то призрачное пятно. Последнее порождение спермы Каина. Для ребенка это скверные мысли. Для мужчины тоже. Я хотел уничтожить тебя множеством разных способов. Начиная бриться, я мечтал о том, что бы сделал с тобой при помощи лезвия. Все прошедшие годы твой голос против воли звучал в моей голове. Мне следовало бы вышвырнуть тебя из окна, но я больше не вижу смысла. Я не знаю, что делать после того, как мы выйдем из этой комнаты. Не знаю. После того как я не смог поговорить с Ленкой, я решил, что твои поиски могут стать моей новой миссией, последним способом жить. Но теперь я смотрю на тебя и вижу, что возмездие – это не жизнь.

Он посмотрел на меня. Низко наклонился и отвязал мою ногу. Кратковременная фиксация, освобождение от тяжести и давления ощущались так, словно я опять поплыл в невесомости и мы с Ганушем готовимся столкнуться с ядром, которое унесет нас к началу Вселенной.

– Я построил всю свою жизнь вокруг пары часов, проведенных в одной комнате с неприятным мне незнакомцем, – произнес Человек-Башмак. – Слишком много времени мне понадобилось, чтобы осознать это, Якуб. Твой отец сделал со мной то, что сделал, но решение жить так, как я жил, – оно все же только мое. Для меня эта комната стала