"Фантастика 2024-146". Компиляция. Книги 1-24 - Антон Дмитриевич Емельянов
* * *
— Сколько? — Олег Лодзинский, студент и художник, смотрел, как Димка Мусин пересчитывает купюры.
— Тысяча восемьсот пятьдесят пять рублей, — тот остановился. — Как год от Рождества Христова.
— Что делать будем? — Щусёк, словно не заметив важность момента, нервно ходил из стороны в сторону.
В отличие от Димки и Олега он был не художником, а обычным мастеровым при «Северной пчеле». С парнями они познакомились в кабаке, те рассказали, как ловко продают наброски сожженного Мемеля, а Щусёк предложил ускорить процесс, напечатав их как лубок у него на работе.
— Кто бы знал, что рисунки с картинками могут столько денег принести, — Олег привычно проигнорировал Щуська и продолжил ходить из стороны в сторону. — Но что дальше? Кажется, старые лубки купили все, кто хотел, а если даже еще месяц-другой продержимся, то потом все. Начнется новый этап войны, и про ту победу все забудут.
— А новые лубки нельзя будет делать? — предложил Щусёк. — Вы будете картины рисовать, я оттиск по ним сделаю. А для печати закажем один из моторов Щербачева. По ним недавно новый журнал приходил, так там была схема и газетного станка. Ничего сложного — позову ребят, и соберем.
Студенты переглянулись. Когда они шли учиться, то думали зарабатывать на своих рисунках, но что эти рисунки будут именно такими… Это было необычно, непривычно, но 1855 рублей всего за несколько месяцев прямо-таки жгли карман.
— Попробуем! — Олег решительно рубанул рукой.
* * *
Федор Иванович Брок старался не думать о том, что творилось последние недели в Зимнем. Дела Романовых — это дела Романовых, а он министр финансов, и, что бы ни случилось, его задача — это чтобы у империи были деньги. Еще несколько месяцев назад Федор Иванович жалел себя, размышляя о том, насколько проще было Канкрину в двадцатые и тридцатые годы или Вронченко в сороковые. Ему же достались пятидесятые и бюджетный дефицит. И если до войны его еще можно было держать в рамках, то к 1855 году он вырос в десять раз до 500 миллионов рублей.
Тогда, полгода назад, Брок пошел привычным путем — начал искать внешние займы. По его прикидкам, должно было хватить пары по 50 миллионов, а остальное можно было добрать дополнительным выпуском новых бумажных купюр. Будет инфляция, конечно, но в такое время с ней, увы, ничего не поделать. С кредитами дело затянулось — их готовы были дать многие, но проценты хотели уж больно безбожные, знали, что Россия всегда отдает долги. Вот Брок и пытался сбить сумму, благо с выпуском новых бумажных денег все прошло неожиданно хорошо.
Прежде всего потому, что народ отнесся к ним с пониманием. Помнил, что при Николае большую часть выпущенного во время Наполеоновских войн выкупили обратно, вот и сейчас верил, что после победы сможет поменять их на кредитные билеты и серебро. Брок сомневался, что у государства найдутся такие деньги, но ничего поделать не мог: печатал новые купюры и ждал инфляции, но — вот и второе чудо — ее не было. Должна была начаться, но в империи словно за ночь появилось в разы больше товаров, на которые можно было спустить любые новые суммы.
Откуда? Брок изучал отчеты крупных промышленников, но там все было как обычно. Выросла активность на рынке акций, и это радовало — Брок всегда считал, что привлечение частного капитала в промышленность как раз и нужно стране — но и она не могла покрыть разницу. Что еще? Ответа не было… Федор Иванович подошел к окну и посмотрел на такую знакомую набережную Фонтанки, дом 70–72.
По реке, поплевывая дымом, полз пароход. Простенькая баржа, переделанная под плавучий кабак, где сидели за столиками обычные мещане и даже пара рабочих с Волковского завода. Обгоняя корабль, по дороге пробежали две самоходные повозки, тоже на пару. Взгляд скользнул в сторону — из соседнего дома опять же шел дым. Там работала недавно открывшаяся булочная Бобринского, а чуть в стороне, в подвале, чиновник из министерства просвещения проверял новую типографию.
Могло ли дело быть в этом?
Брок задумчиво откинулся на спинку кресла, а потом резво закопался в бумаги в поисках нужной цифры. Тысяча двести двенадцать новых двигателей было выпущено только в столице, еще раз в пять больше собирали заводы юга, и все это расползалось по стране. Еще не каждый мог позволить себе мотор, но хватало и людей со сбережениями, которые неожиданно оказались готовы сорваться с места и начать что-то делать. Тысячи моторов, тысячи новых товаров, которые всем хотелось купить… Неожиданно Брок осознал, что ему не нужны кредиты, а страна может переварить еще больше денег, чем выпущено сейчас.
— Только бы он все не испортил… — мысль мелькнула в голове у Брока, но тут же пропала. Действующий статский советник, если бы дело было в армии, звался бы генерал-майором, Федор Иванович умел останавливаться и не лезть туда, куда не надо.
* * *
— Ну, что там? — вот мы и снова летим вместе с Нахимовым.
Правда, в прошлый раз мы жались на дугах собранной на коленке «Ласточки», а теперь стоим на мостике «Адмирала Лазарева» на своих двоих и рассматриваем ползущую в направлении Дарданелл эскадру. С этим, по правде, могли бы справиться и кто попроще, но Павел Степанович захотел лично увидеть врага. И я его понимаю: разложи ты перед собой хоть полный список кораблей, точно зная, что стоит за каждой строчкой, все равно это не сравнится с тем, когда они ползут на тебя в реальности.
— Все собрали. Все, что только могли, — Нахимов сжал зубы.
И это понимаю. Нас всего восемь тысяч пехоты, три линейных корабля, четыре парохода и мелочь вроде фрегатов, для которых встать в линию — считай, подписать смертный приговор. А их…
— Давайте записывать, — я вытащил бумагу. — Для истории. Чтобы не было такого, что мы кого-то потопили, а потомки начали сомневаться. В любом подвиге главное — это отчетность.
Кажется, моя шутка помогла. Нахимов
