Кодекс Охотника. Книга XXXVII - Юрий Винокуров
— Эй, стой, Сандр, мы не договорили!
— Отлично договорили, — я на секунду задержался и посмотрел на него с интересом. — Хотя, если вдруг передумаешь, то скажи мне, я найду в качестве пионервожатого кого-то более достойного.
— Вот ты поц!!! — только и смог ответить Дорничев, глядя на меня.
— Совсем очеловечился, дружище. Ну, поцем меня может называть только один человек. Точнее, одна вредная бабуля, которая сейчас занята покорением нового мира. Но, в любом случае, я могу считать, что это «да»?
— Да, — прорычал Дорничев и посмотрел на меня недобро. Ну, на такие взгляды мне вообще похер, я привыкший.
Нужно забрать пюрешку и перенести её, пока она горячая. Пусть жёны порадуются, а то там у них, наверное, мозг кипит, какие обои сделать и в какой цветочек плиточку положить. После таких серьёзных умозаключений тратится тонна энергии. Ну, я так думаю. В любом случае, накормить любимых жёнушек не будет ошибкой.
Где-то на окраине Многомерной Вселенной
Человеческая плоть слаба…
Это была аксиома, которую Механический Пастырь знал с детства. Когда-то он тоже был простым человеком, и у него тоже была человеческая плоть, которая довольно быстро показала свою неэффективность по сравнению с металлом. С металлом, из которого, ещё будучи человеком, Пастырь начал изготавливать своих механических питомцев.
Люди считали его гением. Люди оценили его талант. И один из сильнейших людей просто посадил его на цепь, заставляя изобретать всё новые и новые механические устройства, которые мгновенно отбирал для своих личных целей, используя их по своему разумению.
Нельзя сказать, что такое положение ему нравилось, но… человеческая плоть слаба. И этой человеческой плоти при желании можно причинить много боли. Очень много боли, которая корёжит разум и душу и которая заставляет людей делать совсем не то, что бы они хотели на самом деле.
Будучи человеком, механический Пастырь понял одну простую истину: люди злы и неблагодарны, а механизмы — преданны и послушны.
В то время Пастырь, который ещё не был Пастырем, а носил глупое человеческое имя, смирился, применяя весь свой разум и навыки ради совершенствования своего ремесла. И в какой-то момент он преуспел. Однако, наученный горьким опытом, он не стал спешить требовать свободы или другого к себе отношения.
Нет.
Он просто продолжил совершенствовать свои навыки и строить других, более совершенных механизмов. И тогдашний человеческий повелитель был счастлив. Он думал, что сломал непокорного работника и смог заставить его подчиняться, получая много денег и власти. Да-да, именно власти, ведь в какой-то момент Пастырь начал делать воинов, которые сражались за его человеческого повелителя.
Вот только одной темной ночью внезапно и одновременно все механические легионы получили новую программу и убили всех людей в мире. Без остатка. Пастырь не разбирал, кто прав, кто виноват. Он просто уничтожил всех людей.
И когда в залитом кровью мире он оглянулся и увидел свои механические легионы, которые покорно стояли перед ним, сверкая на солнце, отсвечивая, с ног до головы покрытые багровой кровью, — Пастырь в первый раз улыбнулся. Именно тогда он взял себе имя. И именно тогда он решил изменить всё, потому что люди больше не могли ему противиться.
Его следующей целью были боги.
Становление богом заняло гораздо больше времени. Множество миров покорилось Пастырю, и в какой-то момент он почувствовал ту тонкую грань — грань перехода в божественное состояние. Грань, за которой он сможет влиять на чувства и поведение людей и, возможно, сможет сделать человечество немного лучше.
Но случилось то, что случилось. Это одно из самых горьких воспоминаний, оставшихся в душе у Пастыря, — когда его преображение в бога стало невозможно. Ну, точнее, этому помешали другие боги, которые решили, что он недостоин.
И тогда у Пастыря появилась новая цель. Он перестал думать о человечестве. Он начал думать о богах. Точнее, о том, как их уничтожить. О том, как заставить этих самовлюблённых ублюдков пожалеть о том, что когда-то они его не приняли в свои ряды. Тогда же Пастырь поклялся не становиться богом, но стать выше богов. Тогда он отказался от человеческой сущности… и от своей души. И тогда же началась его экспансия, которая заставила бессмертных богов плакать и кричать от ужаса.
Его Вселенная была покорена. Он оглянулся и понял, что ему здесь нечего делать. Во всей Вселенной не осталось ни одной живой души. Лишь только его неутомимые механические миньоны, которые сами строили себе подобных, сами ремонтировали себя и сами улучшались. И все как один подчинялись ему — механическому Пастырю.
Тогда он бросил взор далее и открыл, что существуют и другие Вселенные. Вот только прямого прохода он не нашёл и пошёл обходной дорогой — прямо через пустое, холодное пространство, разделяющее Вселенные.
Он шёл долго. Его поход длился очень долго, буквально тысячу лет, но оно стоило того. Он нашёл Вселенную, которая называлась Многомерной. Осталось дело совсем за малым — установить портал. И тогда в эту Вселенную хлынут его механические легионы, которые никто и ничто не сможет остановить.
Осталось только организовать плацдарм и накопить нужное количество энергии. А для этого всего лишь нужно убить побольше людей.
Поначалу всё шло хорошо, когда в один прекрасный момент пропал его охотничий отряд, который собирал людей для его энергетического реактора. Потом пропал ещё один. И ещё. И, в конце концов, до него долетела информация о странных механических существах, называемых дронами, которые успешно противостояли его великолепным механизмам.
Вот тогда давно лишённый души Пастырь в первый раз ощутил надежду, что он встретил кого-то или что-то, что близко к нему по духу. Того, кто точно так же, как и он сам, ценит механизмы, а не слабых людишек. Он захотел познакомиться. И в конце концов, он нашёл того, кого он искал.
Его звали Феликс. И он был человеком. А ещё у него, так же как и у Пастыря, не было души.
Они встретились, и поговорили. Вот только они абсолютно не нашли взаимопонимания. Это было странно, ведь их обоих обидело человечество. Хотя Пастырь с радостью вывалил подробности своего прошлого, Феликс был не настолько многословен. Тем не менее Пастырь точно знал, что это так. У них обоих не было души. Они оба верили только механизмам и любили их.
