Капля Испорченности - Роберт Джексон Беннетт

Я почесал бровь ногтем большого пальца, ожидая продолжения.

— А вы попробовали, мэм?

— О, да. Знаешь, устрицы впитывают все, что в них содержится, по мере роста. Я чувствую, откуда они. — Она орудовала тупым маленьким ножом со всей ловкостью полуночного убийцы и с влажным щелчком вскрыла еще одну скорлупу, ликер потек по ее пальцам. — Все, что нужно, это немного соли. Если бы ты принес ведро морской воды и медленно вскипятил ее, у нас осталась бы чистейшая морская соль. И как это было бы здорово — попробовать плоть самого моря, приправленную его собственной солью! Это слишком поэтично, чтобы мы могли это не сделать. Да?

— Я не думал, что у вы настолько любите устриц, мэм.

— О, я вообще не голодна, Дин. На самом деле, все устрицы разные. По каждой из них можно определить, с какого рифа они прибыли, на какой стороне выросли, в каких водах процветали. Они подобны мелодиям самого океана, воплощенным в плоть. — Она наклонила правое ухо к берегу. — Просто вслушайся в это. Я никогда не была так близко к морю… Мир вокруг меня пестрит узорами. Я слышу биение сердца океана в нарастающих и затихающих волнах. Я чувствую, как ветер разматывает свои дикие завитки над водами. И теперь я чувствую вкус этих вод и всего, что в них обитает. — Она свирепо ухмыльнулась, вытаскивая комочек серой мякоти со дна раковины. — Я спрашиваю себя… не это ли самое близкое к тому, чтобы попробовать плоть левиафана? Эти устрицы хоть немного впитали в себя намек на их сущность? — Она с шумом втянула мякоть в рот. — Я слышала слухи, что некоторые части титанов съедобны, если их как следует обескровить…

Я поморщился. Хотя я и не знал, каким образом у Аны произошли когнитивные изменения — и действительно, она всегда была раздражающе застенчива в отношении того, в чем они заключались, — она всегда демонстрировала склонность к выявлению закономерностей, которая намного превосходила одержимость. От древней истории до каменной кладки и цветовой гаммы в человеческом глазу — а теперь, очевидно, и устрицах — Ана постоянно испытывала потребность в новой, малоизвестной информации для анализа, настолько сильную, что часто ходила с завязанными глазами, утверждая, что из-за чрезмерного восприятия окружающего мира ей трудно сосредоточиться о том, что ей показалось интересным.

— Вы готовы выслушать мои отчеты о прошедшем дне, мэм? — громко спросил я.

Она смахнула пустую устричную раковину, и она со звоном полетела в кучу.

— Черт побери. Ты кажешься нетерпеливым. День прошел неудачно?

Я поморщился, вспомнив о маленьком свитке пергамента в моем кармане. У меня было ощущение, что я ношу с собой заряд бомбарды с зажженным фитилем.

— Нет, — сказал я. — Это не так.

— Ты имеешь в виду, что тебе не понравилось шесть дней плыть вверх по реке в непогоду, — сказала она, ухмыляясь, — и все это ради того, чтобы приехать сюда и посмотреть на влажные трупы? Наш дом там, где находят мертвых в трудных или деликатных обстоятельствах, Дин. Ты должен чувствовать себя здесь совершенно непринужденно! Скажи мне, в чем заключается ситуация? Наше положение будет трудным или деликатным?

— Я бы сказал, и то, и другое, мэм, — сказал я. — Но в данный момент оно кажется скорее трудным, чем деликатным.

Она нахмурила брови:

— Правда? Я правильно прочитала приказ, верно? Это сотрудник Казначейства, верно? Найден мертвым в канале?

— Это верно лишь отчасти, мэм. Но да.

Морщины на ее лбу росли, пока не стали небольшими холмиками.

— Я бы подумала, что это просто деликатный случай, учитывая, что умер сотрудник Казначейства. И все же, ты говоришь, что его смерть еще и трудный случай? И ты не имеешь ни малейшего представления о том, как это было сделано?

— Да, — ответил я. — Мужчина, по-видимому, исчез из своей комнаты. Нет ни мотива, ни преступника, ни чего-либо полезного. Только пятно крови на кровати и еще чуть-чуть.

Она кивнула, склонив голову набок.

— Хм! Хорошо. Возможно, это хороший случай. Как волнующе. — Она вытерла рот тыльной стороной рукава и встала. — Знаешь, Дин, ты неглупый человек.

— Спасибо, мэм, — сказал я, довольный.

— Или, скорее, не такой уж глупый человек.

— Спасибо, мэм, — сказал я, гораздо менее довольный.

— Часто ты быстро улавливаешь, что произошло, даже если у тебя еще нет полной картины. Только когда ты действительно очень озадачен, я понимаю, что работа может немного развлечь. — Она протянула руку. — Пойдем! Отведи меня в мои комнаты и давай обсудим это. И подкупи этого раздражающего маленького мальчишку-портье, сколько бы это ни стоило, чтобы он убрал все это дерьмо.

Я ПРОВЕЛ АНУ обратно в ее комнаты, которые были обставлены так, как она всегда предпочитала: все окна плотно закрыты, кровать в дальнем углу, рядом стопкой сложены бесчисленные книги, музыкальные инструменты прислонены к стене (во время этой поездки она предпочитала пифийскую лиру), а также чайный сервиз и железная плита, которая доминировала в центре комнаты.

Я закрыл за ней дверь. Она сняла с глаз красную повязку, моргнула широко раскрытыми, дикими желтыми глазами и, откинув назад белоснежную челку, огляделась.

— Эта комната немного великовата, Дин, — сказала она. — Мне потребуется время, чтобы акклиматизироваться.

— Не хотите ли, мэм, чтобы я завесил окна ковриками? Они смогут полностью блокировать свет.

— Нет, нет. Проблема не в освещении, а в размере… Комната слишком велика, чтобы на нее смотреть. Но я справлюсь. — Она сделала несколько неуверенных шагов и махнула рукой в сторону чайника. — Я попросила портье принести мне листья брызгонога, который растет только в Ярроу — мне сказали, что они придают чаю интересный аромат. Не мог бы ты угостить меня чашечкой? По ходу дела можешь вкратце рассказать мне о нашем интригующем наборе человеческих частей тела, как ты умеешь делать.

Я достал из сумки запечатлителя подходящий флакон, вдохнул аромат нектара и начал говорить, одновременно заваривая ей чай, а мои глаза дрожали, когда я вспоминал все, что видел в тот день. Ана слушала, снова завязав глаза, чтобы сосредоточиться, но сидела она не на стуле и не на кровати, а растянулась на боку на полу, водя длинным бледным пальцем по изгибам фретвайновой поверхности: удивительно девичья поза, несмотря на ее несколько более пожилой возраст.

Было уже очень поздно, когда я закончил свой отчет. Сквозь щели в окнах я заметил бледную луну, и звуки порта стихли вдали, утонув в грохоте моря. Мне пришлось щелкнуть по мей-фонарю в углу,