Бюро «Канун», или Ужасы Ивота - Николай Ободников

Наступила полночь, и молодая женщина раздраженно проснулась от чьего-то присутствия в спальне. Она включила лампу и с удивлением обнаружила, что в комнате никого не было.

— Кто здесь? Вика, если это опять ты со своими кошмарами, я тебе клок волос выстригу! — недобро пригрозила Шурочка.

Неожиданно кровать под ней затряслась. Шурочка попыталась спрыгнуть на пол, но с ужасом поняла, что руки и ноги ее не слушаются. Она была парализована. Кровать между тем поднялась в воздух, и Шурочка беззвучно завизжала. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге показалась Дульсинея. Кошка, у чьей тени были вытянутые рожки, недобро посмотрела на женщину.

— Спаси и сохрани!.. Спаси и сохрани!.. — едва слышно прошептала перепуганная Шурочка.

Дульсинея по-хозяйски прошла в спальню, и дверь за ней сама захлопнулась. Кошка запрыгнула на грудь парализованной женщины, зловеще посмотрела на нее и протяжно промяукала:

— Три-и-инадцать ле-ет! Сро-ок!

После этого кошка лизнула Шурочке расширенные от страха глаза, и та забылась черным сном…

Наутро Вика обнаружила, что Дульсинея пропала. Она обыскала весь дом, заглянула в каждый уголок, но кошки нигде не было. Наконец зареванная Вика уселась на коленях у деда на кухне.

— Это всё ма-ама! Это всё она виновата-а! Это она ее так стукнула, что та убежала! — прорыдала девочка. — А вдруг наша Дуська больше не вернется?! А вдруг… а вдруг…

— Ну-ну, милая, — прошамкал дед Агафон. — Кошки такие животинки — погуляли, котят нагуляли, вернулись.

— А вдруг наша Дуська не такая животинка-а?..

Раздались шаги на втором этаже, и вниз спустилась Шурочка. Вид у нее, как обычно, был злой и раздраженный.

— Мама! — сердито кинулась к ней Вика. — Ну зачем, зачем ты так нашу Дусю?!

Шурочка непонимающе посмотрела на дочь, отпихнула ее, подошла к кошачьим мискам и мстительно раскидала их ногой. Затем Шурочка, громко хлопнув дверью, ушла на работу. Вика заревела. Дед Агафон вздохнул.

Прошел день. Наступил вечер. Кошка так и не вернулась. Дед Агафон и Вика занимались своими делами, с невольным страхом ожидая возвращение главы семейства. Наконец к дому подъехала машина, и в дом вошла отстраненная и недовольная Шурочка. Никому ничего не сказав и даже не поужинав, она пошла к себе. Дед Агафон и Вика облегченно вздохнули и тоже легли спать.

Однако ночь выдалась неспокойной. Около двух часов после полуночи по дому разнеслось голодное чавканье. Оно доносилось из-за двери Шурочкиной спальни — хотя мужчин та сегодня не привела. А также оттуда послышались зловещее урчание и странные звуки, напоминавшие катание по полу большой куклы. Дед Агафон и Вика перепугались, но зайти и спросить, что случилось, не решились. Закрывшись вместе в одной комнате, они просидели так до рассвета…

На следующие день и ночь необычная ситуация повторилась. Шурочка окончательно стала сторониться домочадцев. Кушала она, судя по звукам, только у себя и только по ночам. Что она ела — неизвестно, но еду с собой никогда не брала. Чем она занималась — тоже оставалось загадкой. Но чавкающие и малопонятные звуки за ее запертой дверью красноречиво говорили о том, что там происходит что-то дурное…

Так прошло три дня. Наконец дед Агафон не вытерпел и решил разузнать, что творится по ночам в Шурочкиной спальне. Переждав, когда чавканье и урчание за дверью дочки стихнут, а звуки катания — пропадут, он осторожно вошел к ней. От увиденного дед Агафон чуть не заорал, едва успев зажать себе рот. У спящей Шурочки были рожки, а из ее рта торчали нечеловеческие кривые зубы, похожие на колотый шифер. Но больше всего деда Агафона напугал огромный, покрытый волдырями длинный язык, которым Шурочка во сне поправила себе волосы.

— Мать моя мамка! Боже ж ты мой божеский, боже! — прошамкал дед Агафон и, пятясь, покинул спальню дочки.

Он спустился на первый этаж и подковылял к кухонному столу, на котором лежала местная газета. Накануне он приметил в ней одно занятное объявление. Дед Агафон схватил телефон и, несмотря на неурочный час, неуклюже набрал номер.

— Алло? Милый человек!.. Ой, беда! Беда у меня стряслась!.. — перепуганно произнес дед…

Так у бюро «Канун» появилось их следующее дело.

К «нулевому» дому улицы Новая подъехал уазик болотного цвета. Машина была куплена Лунославом и Булатом вскладчину для нужд бюро, и теперь их поездки всегда начинались со спора, кто поведет. Сыграв напоследок в «камень-ножницы-бумага» в очередном подобном препирательстве, они вышли.

Булат горделиво оглядел опрятный и дорого́й дом:

— Мы, похоже, становимся знаменитостью, шаман-брат! Смотри, какая домина у клиента!

— Местные ненормальные всегда знамениты, — заметил Лунослав. — А мы сразу и местные, и…

— …и ненормальные! — хохотнул Булат. — Отжег прямо в точку, братец! Прямо в точку!

Они подошли к дому, возле которого на качелях возились Вика и ее подружка — Веселина.

— А я вот че знаю! — сказала Веселина. — Если одну и ту же кошку кормить в одном и том же месте целых тринадцать лет, то знаешь, что с ней будет?

— Ну и что с ней будет? — спросила Вика.

— Сказать? Сказать-сказать-сказать?

— Ну, хватит! Скажи, вредина!

— Она станет — злым оборотнем! Вот так! Поэтому я свою Мурку всегда кормлю в разных местах — и на столе, и у себя в кровати!

— Ой, а мы Дуську там же кормили — у шкафчика!.. — И Вика, вспомнив пропавшую Дульсинею, расстроилась.

Лунослав с умным видом записал услышанное в блокнот, а Булат с таким же умным видом покрасовался перед девочками «косухой».

— Здравствуйте, — настороженно сказала им Вика. — А вы к кому?

— Мы к Агафону Лавровичу, — вежливо кивнул ей Лунослав. — Он нам звонил по о-о-очень важному делу.

— Ага, прям посреди ночи! — сплюнул Булат и, устыдившись своего поступка, затер плевок ногой.

— Ой, так вы дяди, о которых говорил дед? — обрадовалась Вика. — Пойдемте-пойдемте! У нас тут такое! Такое!

Лунослав и Булат проследовали за ней в дом, и девочка привела их на кухню, где задумчиво сидел дед Агафон.

— Агафон Лаврович? Мы… — начал было Лунослав.

Дед Агафон остановил его экономным взмахом руки и отрешенно прошамкал:

— Дочка моя, Шурочка-то, стала совсем нелюдимой… Раньше хоть, бывало, обругает нас, попрекнет чем… А сейчас ни слова — ни-ни! Даже с работы ее этой, чудо-богаческой, звонили, спрашивали, что с ней. Обедать там перестала. Диво! Что ест-то?! Ни там, ни с нами не кушает! Беда, беда с ней лютая приключилась. Вы бы ее ночью видели! Опростались бы! — И он подробно всё рассказал: и про