Марица. Исток - Александра Европейцева

Комната, яркая и солнечная, была явно детской. На полу валялись мягкие игрушки в виде дракончиков, а у большого окна стояла низкая кроватка под балдахином. В ней, прижав к груди потрепанного плюшевого единорога, сидела маленькая девочка. Ее бледное личико было залито слезами, а огромные глаза смотрели на меня с немым, животным страхом. Пухлые пальчики вцепились в игрушку так, что побелели костяшки. Серебристые волосы, унаследованные от матери, выбивались из неаккуратных хвостиков.

— Здравствуй, Илария, — сказала я как можно мягче, останавливаясь на пороге. — Меня зовут Марица. Почему ты плачешь?

— Вещи снова летают, а игрушечные драконы рычали на меня.

— Ясно. Твой папа попросил меня зайти к тебе в гости. Можно мне войти?

Она молча кивнула, не отрывая от меня испуганного взгляда. Я медленно подошла и присела на корточки рядом с кроваткой, чтобы оказаться с ней на одном уровне.

— Я слышала, у тебя бывает больно, когда у тебя внутри вспыхивает магия. Это правда?

Девочка снова кивнула, ее пухлые губы задрожали, и на глазах выступили новые слезинки.

— Неприятно… — прошептала она. — Дядя сердится. Говорит, я плохая.

— А я думаю, он неправ, — тихо сказала я. — Иногда боль — это способ нашего тела сказать, что мы делаем что-то не так. Можно, я попробую понять, почему тебе неприятно? Я обещаю, что будет не больно. Совсем. Будет щекотно.

Она сжала единорога еще крепче, но после недолгой паузы снова кивнула.

— Хорошо… — прошептала она.

Я мягко взяла ее крошечную ручку в свою. Ее кожа была холодной. Я закрыла глаза, отбросив все лишние мысли, и выпустила тончайшую, едва ощутимую нить диагностического импульса — такой легкий, что он не мог причинить вреда даже младенцу.

Илария вздрогнула, но не отдернула руку. Ее внутренний отклик на магию был… хаотичным. Яростным и неуправляемым, как дикий ручей, бьющий из-под земли. Ее резерв был приемлимым для ребенка, но абсолютно неструктурированным. Каждая спонтанная вспышка силы отзывалась в ее хрупких, не сформированных каналах резкой, рвущей болью — именно так, как описывал Демитр.

Я медленно открыла глаза и отпустила ее ручку.

— Все понятно, — сказала я, глядя в ее испуганные глаза. — Ты не виновата. Тот дядя — плохой учитель. Он не умеет правильно играть с магией. Я научу. Хочешь?

В ее взгляде мелькнула надежда, смешанная с недоверием.

— Правда? И… и не будет больно?

— Клянусь, — я улыбнулась. — Это будет весело. Как игра.

За спиной раздался тихий, но отчетливый кашель. Я обернулась. В дверях, прислонившись к косяку, стоял маршал Янг. Он смотрел на нас с тем же невыразимым, сложным чувством — суровым и почти отеческим.

— Ну что, тэба Лантерис? — спросил он глухо. — Найдется ли лечение для моей внучки? Или ей суждено бояться самой себя до конца дней?

Я поднялась и встретила его взгляд.

— Найдется, маршал.

Глава 7

Следующие три дня пролетели в странном, двойственном ритме. Днем я была занята работой, а вечера посвящала Иларии. После того первого визита я договорилась с Демитром приходить каждый день, пока Хестал, вызвавшийся помочь, не найдет кого-нибудь в качестве преподавателя. Девочка оказалась способной и жадно впитывала простейшие упражнения по управлению потоком силы. Мы превратили это в игру: представляли магию как ручеек, который можно то пускать быстрее, то замедлять, то направлять в «игрушечные русла» — заранее очерченные мной на пергаменте простые руны. Когда-то так с мной играла мама. Боль ушла почти сразу, сменившись сосредоточенным усилием, а затем и радостью от первого, пусть и крошечного, но подконтрольного ей всплеска энергии, который заставил засветиться кристалл на ее браслете.

За сестрой почти всегда рядом следовал Аэлиан, радостно что-то лепеча. Полуторогодовалый малыш уже уверенно ходил, цепляясь за мебель и подолы платьев служанок, и лепетал первые слова. «Папа» у него получалось четко и ясно. А вот «баба» и «деда» — с осторожной вопросительной интонацией.

Маршал и леди Элина старались. Боги, они искренне старались. Но они не могли простить Демитру его решения. Не могли принять его упрямого, яростного желания оставить этих детей, не родных, чужих. Для них это был поступок, достойный уважения, но непонятный и болезненный. И все же… Все же я ловила моменты. Миг, когда леди Элина, не зная, что за ней наблюдают, на мгновение задерживала руку на шелковистых волосах спящей Иларии, и суровая складка у ее губ на миг разглаживалась. Взгляд маршала, который он бросал на мальчика, когда тот, сосредоточенно нахмурившись, пытался построить башню из кубиков.

Отношения между родителями и Демитром были… напряженными. Они боялись. Просто боялись, что если скажут хоть слово, Демитр заберет детей и съедет из родового поместья. И сейчас, эта некогда дружная семья, напоминала мне мою пять лет тому назад — странную, нервную, и собранную из обломков прошлого. Раньше мне тоже казалось, что для нас не было будущего, мы были погребены под осколками боли и вины. Но время шло, и вдруг, однажды обернувшись, я поняла, что все… хорошо. И я верила, что и Янги смогут справится.

Между тем день слушания дела Демитра в Совете настал.

Я провела его в странном, раздвоенном состоянии. Официально — я была свободна. Мой самоотвод означал, что мне не нужно было сидеть в душной зале Совета, слушать, как адвокаты Ладении будут выворачивать наизнанку его боль, а лорды вроде Тароса — холодно взвешивать «ущерб репутации аристократии». Неофициально — каждая клетка моего тела была там. Я ловила себя на том, что вглядываюсь в циферблат часов, пытаясь угадать, на каком этапе процесс. Начало? Допрос свидетелей? Слово Демитра?

Мои покои внезапно стали тесными. Книги не читались, свитки не изучались. Даже привычный, успокаивающий ритуал заваривания чая не сработал. Воздух казался густым и спертым, полным неозвученных вопросов и чужих взглядов, которых не было.

В конце концов, я не выдержала, переоделась, взяла отцовскую саблю и вышла на плац. Воздух пах дождем, конской сбруей и свободой. Здесь, на огромном пустынном пространстве учебного плаца королевской стражи, не было ни души. Лишь далекие крики команд с основных тренировочных полей да скрежет железа по мишеням где-то за стенами.

Я сделала первый взмах. Медленный, неторопливый, ощущая, как напрягаются мышцы плеча.

Воздух со свистом рассекся сталью. Второй взмах. Третий. Я не отрабатывала боевые стойки, не била по воображаемому противнику. Я искала ритм, вспоминая, чему меня учил