Башни Латераны 2 - Виталий Хонихоев
Арнульф так же, как и прочие молодые аристократы был покорен красотой и улыбкой Элизабет… возможно даже слишком. А потому воспринял произошедшее очень близко к сердцу. И в отличие от многих прочих — он был Арнульф фон Вальден-Зюденбург. Зюденбург — столица владений Арнульфа, рода Вальден. Арнульф не был голодранцем, он владел огромным регионом на юго-западе, тут и Вайнберг с его виноградниками и тучными стадами, Штайнфелд с каменоломнями, Хафенштадт как самый крупный порт на юго-западе страны и конечно Зильберталь — серебряные рудники, пополняющие его казну. При дворе многие оплакивали судьбу Элизабет, но только Арнульф решил действовать.
Освальд вздохнул, закрыл глаза, потер лоб. Он помнил Элизабет и тоже считал, что с ней поступили неправильно. Однако затевать войну? В такое время? Арнульф разрушает страну своим мятежом, убивает тысячи ради своей мелкой мести. На то пошло ему нужно было мстить не Гартману, а королеве-матери. Церкви. Канцлеру. Сам Гартман… просто марионетка на троне. Этим он и опасен.
Он открывает глаза. Смотрит на карту. На столицу — маленькая красная фишка, в центре, среди гор. Там — Гартман. На троне. И там — моя семья. Анна. Красивая — когда-то. Когда он встретил её, двадцать лет назад, она смеялась. Часто. Заразительно. Волосы тёмные, густые, блестели на солнце. Глаза карие, тёплые, умные. Теперь — уставшая. Волосы с сединой, собраны в строгий пучок. Глаза всё те же, но в них поселилась грусть. Тревога. После Элизабет и ссылки дяди Вальтера он хотел увезти семью в свой замок, уехать из столицы, но Гартман ему не дал. Вернее, не Гартман, тот даже не знал об этом, погрузившись в очередную «черную полосу», когда он запирался в своей спальне и не выходил оттуда неделями, валяясь под одеялом и тихонько скуля. С ним встретилась Габриэлла. Королева-мать намекнула ему что если он увезет из столицы семью, то в свете мятежа Арнульфа — это может быть воспринято как «недружественный шаг». Ведь в столице лучше, чем в своем поместье, не так ли, дорогой Освальд? И стальной взгляд ее глаз, проникающий сразу в душу. Этот взгляд говорил — не вздумай ослушаться, Освальд, не вздумай. Он понял все без лишних слов. Никто не произнес прямых угроз, королева-мать конечно же не сказала «если ты так сделаешь, то тебя арестуют по обвинению в измене, осудят и казнят, а твоя семья пойдет по миру с протянутой рукой». Этого не было сказано вслух. Однако он не сомневался, что Гартман так и поступит. Вернее — просто кивнет головой, когда Габриэлла на него надавит. Или архиепископ. Или канцлер. Отведет глаза от него, чтобы не видеть и просто кивнет головой.
Освальд сложил руки перед собой. Он не смог вывезти семью из столицы, а после мятежа Арнульфа за ними стали приглядывать внимательней. Ну еще бы, у него под командованием почти пятнадцать тысяч человек и эти в столице — сильно переживают что ему может прийти в голову. Если он развернет копья… Что сейчас может противопоставить ему толстый Гартман? И наверное, если бы он был таким же как Арнульф — вспыльчивым, мстительным, ставящим свои интересы выше всего — то он тоже мог бы повернуть копья против своего законного короля. Но он не такой. Он верен своей присяге, верен своей стране. Верен своей семье… пусть даже ее сейчас фактически держат в заложниках.
Он встал, подошел к окну и выглянул в него, сложив руки за спиной. Город праздновал.
* * *
Таверна «Три Башни» снова была похожа на себя прежнюю. В осаду тут находился госпиталь, а в комнатах наверху ютились беженцы. Теперь же, со снятием осады в городе снова появились продукты, мясо, зерно, вино и сыр — стоящие выше по течению реки суда с товарами прибыли, как только речную блокаду сняли. Войска Освальда «Освободителя» оттеснили Арнульфа за реку три дня назад, но город начал праздновать только сейчас, в первые дни было не до того, все еще опасались, что армия Узурпатора вернется, да и привычка беречь продукты осталась… но сейчас город наконец начал понимать, что все позади. Они выстояли.
Первыми, конечно, подали пример наемники Ронингера и Мессера, которые перехватили первый же груз с вином и надрались в синий дым. Их примеру последовала городская стража, студенты из Академии, кто остался в живых. А там уже и весь город.
И потому «Три Башни» наконец стали похожи на ту таверну, где Лео работал до осады, зарабатывая серебрушки на жизнь своей семье. В таверне снова было полно людей, кто-то горланил песни, кто-то стучал кружкой по столу, между столов бегала изрядно похудевшая Маришка, но глаза у нее весело блестят, она кокетливо поводит плечами, поправляя спадающий с белого плеча рукав-фонарик.
— Лео! — девушка машет ему рукой: — живой! А я думала, как ты! Давно не видела! Иди сюда, я тебя элем угощу.
— О! Молодой оруженосец! — закричал кто-то из посетителей: — давай к нам! У нас вина и эля хоть залейся! Да здравствует Освальд!
— Завались, придурок. — говорят ему с соседнего стола: — если бы не Безымянная, то Арнульф вошел бы в город и встретил Освальда уже на стенах. Скажи спасибо его хозяйке.
— Да здравствует Освальд и Безымянная Дейна! — нимало не смущаясь поднимает кружку посетитель: — оруженосец! Айда к нам! Расскажешь какой она была!
— Не слушай его, Лео. — Маришка оказывается рядом от нее пахнет чем-то теплым и уютным, она похудела, но все еще очень привлекательна, ей свистят вслед, она отмахивается рукой: — ты на работу снова устраиваться? Вильгельм сказал, что если захочешь, то он тебя примет конечно, но ты же сейчас оруженосец. Получается, сквайр. Садись, я тебе могу мяса принести и эля. Хочешь?
— Да я… я Курта ищу. Командира.
— Аа… этого, который весь в черном и мрачный? Не знаю где он. — пожимает белыми плечами Маришка и снова поправляет спадающий с одного плеча рукав-фонарик: — наверху, наверное. Там какой-то командир остановился…
— Эй, красотка, а ну-ка шевели задницей! — кто-то из вновь приехавших купцов встает и хлопает девушку по заду, она вскрикивает, подскакивает и оборачивается к нему, хватаясь за пострадавшее место.
— Ай! — произносит она с какой-то обидой: — вы чего?
— Чего-чего, тащи нам эля, девка, не слышишь? — мутные глаза останавливаются на Лео: — а это кто такой? Че за