Отродье мрака - Rotten Apple

Он упился толпой, о которой говорил Грегори; он познал её — познал по-своему.

Что было дальше, Арли помнил урывками. Помнил он, как Набб заключил пари с каким-то здоровенным горняком, и они поочерёдно метали ножи в вырезанный на столбе портрет баронессы. Помнил, как возле него сидела чернобровая женщина, от которой несло спиртом, что-то мелодично напевала и гладила его по голове. Помнил, как повздорил с рябым мужиком, и тот полез с кулаками; Арли пытался сотворить Пламя, но не мог, потому что его сознание затуманилось мутным пологом. Помнил, как Набб плясал с той самой женщиной, которая прежде сидела с ним: они кружились, вертелись, топали ногами в дикой пляске под оглушительные раскаты смеха…

А потом — забытье.

ㅤ

Сидя в отведённой для неё комнате и через амбразуру глядя на мерцающий свет-камнями город, Несса признавалась себе, что решительно ничего не понимает. Всё детство она только и хотела, чтобы эти люди стали её замечать, но когда её желание наконец осуществилось, всё вокруг только сильнее спуталось.

«Значит, твой отец — наставник в Цитадели», — сказала ей Эддеркоп, почему-то взявшаяся лично подобрать ей платье. «Да, — отвечала Несса и сразу смутилась. — Но теперь уж не знаю… Наставник, утративший Пламя, не сможет ничему научить послушников». — «Любопытно… — своими тощими пальцами баронесса перебирала принесённые лакеем наряды, иногда бросая на Нессу взгляд и мысленно примеряя на ней подвернувшуюся под руку шаль или корсет. — Грегори уже послал кудлохвоста в Цитадель. Ты останешься желанной гостьей в моём замке, но покуда вертишься рядом, выглядеть будешь прилично». И Несса с недовольным видом кивнула, принюхиваясь к запаху масла, которым служанка капнула ей на волосы после купанья.

Нессе хотелось объяснить правительнице, что она залезла в повозку с провиантом не просто так. Что теперь, когда её отца лишат звания наставника, в Цитадели им с матерью не светит даже роль кухарок. Она хотела признаться этой женщине, — которая, казалось, была не менее мудра, чем своенравна, — что она на всё пойдёт, лишь бы завоевать доверие людей, рядом с которыми росла, и которые вечно смотрели на неё как на высокомерную дурочку, освобождённую от присущих им тягот благодаря своему папочке.

Да, одного этого обстоятельства вполне хватало, чтобы её невзлюбили. Девочек в Цитадели не обучали, и всех женщин в крепости можно было пересчитать по пальцам. В основном это были слуги — кухарки, прачки, портнихи, — но не дочери наставника. Пока послушники и адепты жили по строжайшему распорядку, терпели голод, выговоры, носили лохмотья, стояли на углях, — Несса всегда была сыта, безвкусно облачена в ткани, подаренные отцу проезжими торговцами, а в течение дня занималась чем вздумается. Ей было ясно, что окажись она на их месте — тоже стала бы себя презирать за такую несправедливость. Но ведь это было только полбеды.

Против воли Несса слышала, как адепты говорят про её отца мерзкие вещи. Как-то раз, лет двенадцати, она спросила у матери, почему они так говорят, и получила небрежный, беспрекословный ответ: «Их гложет зависть». Её мать всегда отличалась покладистым, безликим нравом; она боготворила мужа, который подарил ей, в прошлом обыкновенной огороднице, хорошую жизнь и скорее приняла бы на веру новость о том, что свинокрысы выучили человеческую речь, чем злословие в его сторону.

Тогда ответ матери вполне устроил детский ум Нессы, но слухи всё множились, а с ними росло презрение в глазах адептов и их безразличие к ней. Одно время она часто пыталась привлечь их внимание — порой самыми глупыми способами, проказничая и докучая, чем только укрепляла их ненависть к себе. И каждый раз её потуги разбивались о стену холодного, презрительного равнодушия, приправленного столь же презрительным страхом перед её отцом, Неугасимым Боннетом.

Среди всех школяров особняком стояла ненависть Арлинга. Несса знала, что он родился где-то в пещерах, вероятно, в семье людей-без-огня, и был принесён в Цитадель наставником Грегори. Другие адепты часто над ним издевались, и положение изгоя роднило его с Нессой, но отчего-то он не любил её ещё больше других. Пересекаясь с ним в галереях крепости, случайно встречаясь с ним взглядами, когда он шёл в келью или на очередной сеанс, Несса не сомневалась: этот юноша сжёг бы её, выпади ему такая возможность. Желание спалить её плоть, выжечь ей глаза, превратить её кости в тлеющий уголь было написано у него на лице — и то было самое яркое чувство, которое кто бы то ни было питал к Нессе. Поэтому, хоть ей и было порой страшно находиться рядом с Арлингом, хоть она и была возмущена этой несправедливостью, где-то в глубине души ей хотелось, чтобы Пламя его злобы продолжало гореть.

Правительница Хальрума виделась ей кладезем рассудительности, которая с высоты прожитых лет найдёт способ решить любую неурядицу. Это было в её уверенной, гордой манере, это читалось в лицах её подданных, и величие города, которым она правила, сообщало об этом красноречивее любых слов. Но Несса не знала, о чём можно рассказать этой женщине, а что следует держать при себе — в интересах Служителей. Поэтому, после долгих примерок и утомительной подгонки платья под её фигуру, она лишь спросила: «Почему вы так возитесь со мной?»

Коротко рассмеявшись, баронесса проницательно, с умилением посмотрела на неё. «Потому что сочувствую тебе, дурочка, — сказала Эддеркоп. — Вокруг тебя слишком много мужчин, и добром это кончиться не может».

Кажется, Несса начинала понимать смысл её слов. Прежде чем сменить ей наряд, служанки Эддеркоп искупали Нессу в термах, расчесали её короткие волосы цвета безупречной тени и надушили их ароматными маслами. Очутившись в новом голубом платье, безукоризненно на ней сидящем, Несса словно впервые в жизни ощутила свою естественную, но от того не менее приятную женственность. Такое было чувство, что все эти годы кто-то другой скрывался под её личиной, но вот теперь, под чудотворным воздействием нарядной парчи, показалась настоящая она — и Служители тоже это заметили.

Когда адепт Ред заговорил с ней сегодня, её счастью не было предела. Несса подумала, что наконец добилась своего, и до того волновалась, что едва не наговорила глупостей. Ред расспрашивал её про замковые термы, вспоминал Цитадель, подшучивал о других школярах, а она посмеивалась над его остротами. Но потом заметила что-то недоброе в его взгляде — какой-то насмешливо-голодный огонёк, едва проступавший под маской дружелюбия. Нессе тут же вспомнился её разговор с леди Эддеркоп. Она оборвала Реда — пожалуй, даже грубо —