Отродье мрака - Rotten Apple
Когда на другой день Арли очнулся в своей до отвращения мягкой постели, первым, что он ощутил, был чудовищный, пробирающий до костей холод. Его бил озноб, и, ощупав себя, он понял, что неказистый, но тёплый плащ, к которому он так привык, теперь согревал другого: гнусного мошенника, коварного мерзавца, который притворился ему другом, предательски опоил и обобрал до нитки, оставив подыхать в залитом грязью переулке. Арли хотел закричать от обиды и унижения — но внезапно его голова словно очутилась между двумя булыжниками, и вместо крика вышел только жалобный стон.
Звук распахнувшейся двери был подобен скрипу тысячи вилок о тысячу ржавых сковород; Арли зажал руками уши. Когда он с трудом приоткрыл глаза, возле кровати стоял наставник Грегори — в своём потёртом зелёном плаще, с угрожающе недовольным лицом.
— Ты хоть можешь себе представить, какого шума наделал? — холодно прохрипел наставник, медленно шагая по комнате. — Вчера я провёл у леди Эддеркоп весь остаток дня, распинаясь в извинениях за твою глупость и объясняя, что в ней не было никаких скрытых мотивов. Думаешь, вас держали в крепости просто так, удобства ради? Ты так думаешь, глупец?
— Поставьте меня на угли, наставник… — невнятно протянул Арлинг, отворачиваясь к стене. — Мне кажется, я стал по ним скучать…
— Кончай паясничать и посмотри на меня! — голос Грегори налился сталью. Арли нехотя повернулся и нашёл взглядом его двоящийся силуэт. — Что тебя потянуло в город? Отвечай мне внятно и по чести, ибо я не буду спрашивать дважды!
— Толпа… — промычал Арлинг. — Вы говорили о толпе, без которой мы… без которой сила Служителей бессмысленна… Так вы говорили, да ведь, наставник?.. — Он сжал ладонями виски и свернулся на кровати клубком, болезненно скуля. — Ну так вот я и пошёл!.. Мне надоело сидеть взаперти, и я пошёл смотреть на вашу хвалёную толпу, вот что!..
Грегори несколько времени смотрел на него. Потом вздохнул и подошёл ближе.
— И что ты можешь сказать о толпе? — серьёзно спросил он.
— Я не знал ничего хуже!.. — прорычал Арлинг, поднимая на него несчастный взгляд. — Это ради них мы погибаем?.. Ради них продолжаем Шествие, терпим лишения, жертвуем жизнями братьев?! Я бы сжёг этот поганый город дотла, будь моя воля, вместе со всеми его фанатиками, жульём, торгашами и блудливыми девками! Они не заслуживают того, чтобы за них погибать…
Ему хотелось разрыдаться, но слёзы не шли. Последние события оставили гигантских размеров дыру в том месте, где раньше было его достоинство. Она не мучила его физически, если не считать жуткого похмелья, она не была для него чем-то осязаемым, что нельзя отвратить, но можно стерпеть. Она, в сущности, вообще не была, и оттого приносила страдания сторицей.
Грегори выслушал его, не поведя бровью и не шелохнувшись. Когда Арли кончил, наставник отвернулся, сделал два медленных шага и странно замер. Заговорил он далеко не сразу и как-то рассеянно, растягвая слова:
— Да, ты прав, юный адепт. Ты совершенно прав: толпа невежественна, коварна, она очерняет и порочит… Ещё в юные годы я сполна усвоил этот урок, как усвоил его ты, и многие из тех, кто стремился найти в себе праведника. Но ты не познал толпу, юный адепт. Ты только покорился ей — не больше и не меньше. Ненависть к толпе делает тебя её частью, любовь — возносит над толпой. Живя, неустанно тверди себе, что люди глупы, лживы, уродливы, — и прекрасны этим уродством. Какие злодейства не творили бы они, как не гнали бы тебя взашей, насмехаясь, — неси с достоинством своё бремя. Быть звеном меж их пороками и лучезарным светом Пламени — вот высочайшая цель для Служителя.
— Вы смешны, наставник… — простонал Арли, прижимая руку к мучительно болевшим глазам. — Я лучше приму гибель, чем буду жить их освистанным рабом!.. А в ваших словах слышится желание утешить себя домыслами — и только!..
— Вскоре ты поймёшь, — спокойно сказал Грегори, не глядя на него. — Только это и имеет значение. Не признав в людях худшее, ты никогда не разглядишь их восхитительных черт.
Арли хотел было что-то ответить, но в комнату, круша его слух лязгом доспеха, вошёл капитан стражи Норбиус.
— Зверей запрягли, съестного нагрузили, — с нескрываемой неприязнью сказал он. — Леди Эддеркоп хочет с вами проститься, а вы знаете, как она не любит ждать.
Арли, только и мечтавший сейчас о пурпурной темноте, о сладком беспамятстве, с трудом поднял голову и посмотрел в ту сторону, где стоял Грегори. Лишь теперь ему пришла мысль, что старик облачился в походный плащ не без причины.
Размытая до безобразия фигура кивнула. Не терпящим отлагательства тоном хриплый голос сообщил:
— Пора отправляться.
ㅤ
У главных городских ворот скопилось немало зевак. Вооружённая боевыми молотами стража, в кольчугах и тяжёлых нагрудниках, оградила бульвар, не пуская любопытных. Слуги привезли леди Эддеркоп в лакированного дерева паланкине, прикрытом тюлевыми занавесками. Когда явились Грегори с Арлингом, все адепты уже стояли возле ворот, завёрнутые в драные плащи, а позади них блеяли, запряжённые в повозки, два свеженьких свинокрыса.
Арли старался не смотреть на братьев. Он стыдился, но даже так слышал их колкие замечания и ехидные смешки. Ред шепнул Махо: «Горяча оказалась компания землероев…», Селвин негромко посмеивался: «Видно, ему в самый раз».
Паланкин опустили на землю, и Эддеркоп, откинув занавеску, вальяжно сошла на мостовую. Она безразлично посмотрела на адептов, потом её взгляд остановился на Арли. Он почувствовал это, и ему опять стало холодно. Тонкая рубаха даже здесь не спасала от прохлады; от мысли, что в этом наряде ему предстоит долгий путь, сделалось не по себе.
Баронесса вдруг подошла к нему, каблуками туфель стуча по мостовой. Он смешался и завертел головой, отыскивая рядом кого-то ещё, к кому она могла обратиться.
— Ну, как спалось? — с лукавой усмешкой спросила женщина. — Не дёргайся же, я по лицу теперь вижу, что всё не по умыслу было. Такая физиономия может быть только у того, кто напился банально, из собственной глупости, — она посмеялась. — Диву даюсь, Грегори! У вас в ордене о набравшемся Служителе можно легенды слагать!
— Едва ли, — холодно отозвался наставник. Адепты опять захихикали.
— Как бы там ни было, я не просто поиздеваться, — продолжала баронесса. — Слышала, у тебя украли плащ. Конечно, тащиться в нижние кварталы — не самый разумный
