Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко

— Я стараюсь стать лучше… — Вновь пожала плечами горянка.

— Лучше? — Старик захохотал… Дочь бури с двусущной душой. Одно твое лицо — молодая женщина, слышащая шепоты, твердая и упрямая как горы, другое — смерть… Твоя тень выросла… Но от тебя несет костром и ладаном. — Тонкий, оканчивающийся желтым, обломанным ногтем палец снова ткнул в опутывающее шею дикарки ожерелье. — Думаешь это поможет?

— А есть другие способы? — С наигранным удивлением вскинула брови горянка.

— Видят духи предков я не знаю. — Покачал головой отсмеявшись старик. — Что же, девочка. Ты смогла меня удивить. Видимо я засиделся в лесах. Слишком засиделся. Эти слуги кровавого выскочки, притворяющегося богом… Они не могли не знать, не могли не проверить кто ты такая. И все же приняли тебя. Не отправили тебя на костер. Времена воистину меняются…

— Не оскорбляй моего бога, шаман и я не буду оскорблять твоих. Во имя пролитого нами меда. — Голосом дикарки можно было дробить камень.

— Айе… — По каменно спокойному лицу шамана разбежалась волна трещин-морщинок. — Меня устыдили. Второй раз за день. И кто? Живущая вне закона и южанская девчонка-соплячка. — На мгновение повернувшись к носилкам с лежащей на них травницей старик покачал головой. — Ты права Ничья дочь. Я сказал недостойно. Ты права. Каждый выбирает свою судьбу. И каждый пожинает ее плоды сам. А это кто? — Переведя неприятно колючий взгляд на стиснувшего рукоять трости Эддарда, пикт потянул воздух носом словно взявший след пес. — От тебя пахнет щедрым солнцем и сладкими плодами, теплым морем и каменными стенами. Немного лжи, немного глупости, много гордости и самомнения, кроха решимости… Ты прячешь свои зубы словно притворяющаяся ужом гадюка, но поверь, сделай ты сейчас какую-то глупость, они тебя не спасут… — Старик хитро прищурился. — Видимо сегодня великий день моей судьбы. Так много уроков… Ты боишься, южанин, но не питаешь ко мне ненависти… Неужели ты не слышал, кто я такой?

Эддард откашлялся.

— Я прибыл на север не так давно, господин. Но слышал. И знаю, что именем Бердефа пугают непослушных детей. Знаю, что однажды за тобой отправили полный легион тяжелой пехоты, с тремя магистрами магии. Не вернулся никто. А головы магов, замаринованные в меду, нашли у наместника в спальне. Говорят, ты любишь насаживать врагов на кол. Но… Думаю, если бы то, что я слышал, было правдой, я был бы уже мертв. Как и та женщина, что вы взяли в плен.

— Господин. Ха… — Пикт снова громко рассмеялся. — Меня еще никогда не называли господином. Вождем, отцом воинов — да, героем спасшим свой народ, голосом богов — бывало пару раз, убийцей и чудовищем — чаще, чем хожу поссать, а последние годы я это делаю по десять раз за ночь… Но господином никогда. Ты пролил мед на мое сердце южанин. Освежил его памятью старых побед. И знанием, какую память я оставил о себе империи. Но ты удивлен южанин. Почему мы ее не изнасиловали, почему не истыкали копьями, почему не пытали огнем, не посадили на кол, не вырезали ей на спине кровавый крест, а потом не пробили голову камнем? Ведь, вы южане, этого вы от нас ждете да? — Старик устало прикрыл глаза. — Она не пленница. Мы нашли ее без сознания, на поле боя. Мы перевязали ее раны. А связана она потому, что я не хочу, чтобы по незнанию она навредила себе. Оглянись вокруг, сын юга. Шаман взмахнул рукой и с глаз Эддарда будто бы спала пелена. Их стоянка… Потерявший все листья, почерневший, обугленный дуб, лежащий на боку в десятке шагов от места где они его оставили утром, перекошенный, скособоченный, изломанный фургон, на месте очага огромная, источающая жирный чад яма, сама поляна изрыта так будто по ней несколько раз прошел полк тяжелой кавалерии. Обломки досок, разбросанный хворост, разорванные тюки со скарбом. И тела. Обугленные, замороженные, разорванные, раздавленные. Не человеческие.

— Эта девочка. — Кивнув в сторону носилок, шаман дернул себя за бороду с такой силой, будто пытался ее вырвать. Она сделала за нас нашу работу. И лес свидетель — сделала ее получше, чем мы. — Голос старика задрожал. — Лучше, чем я во всяком случае. Не побоялась зачерпнуть силы на той стороне, из источника столь глубокого, что я не решался пить из него даже в лучшие годы. Без нужных песен, без охранных амулетов, без правильных жертв, без сотни духов удерживающих тебя от падения с этой стороны мира… Те пути, по которым прошло ее сердце, выпили ее как паук муху… Лишь ее упрямство и стоящий за ее плечом дух молодого воина удерживают ее от шага на дорогу сна. Если она выживет, станет великой вельвой. Ее душа сияет подобно луне. Чистая и яркая. Такие как она, рождаются раз в сотню лет. Я не могу не проявить уважение к такой храбрости. К такой силе. К такому таланту. Будь она хоть трижды южанкой.

— Времена меняются, да, Бердеф? — Вскинула бровь Сив. — Мне рассказывали, что любой встреченный тобой южанин, будь он хоть землепашец, хоть торговец, хоть жрец, хоть малый ребенок или беззубая старуха, заканчивают жизнь на ветвях священного дуба. Говорили, что ты поклялся убивать любого, кто не рожден на этой земле.

— Мой тебе совет. Никогда ни в чем не клянись, девочка. Боги любят посмеяться. — Немного потеребив перетягивающий в бороду, заканчивающийся парой костяных бусин, кожаный шнурок, шаман тяжело вздохнул. — К тому же, старость способствует раздумьям. А раздумья, позволяют смотреть на мир другими глазами. Правда, некоторые говорят, будто я размяк. Зим тридцать назад на мой зов пришло бы пять сотен. Теперь, только четыре по десять.

— А где тогда… — Резко замолкнув дикарка резко кивнула, в глубине ее зрачков мелькнуло понимание.

— В половине дневного перехода отсюда находится glaa'zev, или, как его называете вы, урочище, место, где границы между той и этой стороной слишком тонкие, чтобы быть безопасными. Место древней битвы. Иногда наши молодые воины ходили туда, чтобы испытать свою силу. Некоторые возвращались обратно. Иногда из него выходили laan'derev, искаженные. Слабые. Мелкие. Белки, мыши, птицы. Мы их убивали. Хотя могли бы просто не обращать внимания — они умирали сами. Через несколько дней. Они не были полными и дыхание этого мира было для них ядом. Пусть, даже наши предки не смогли выжечь гиблое место до конца, но они знали, как