Отродье мрака - Rotten Apple

Конфликт не удалось разрешить миром. В стенах Цитадели завязался бой, который привёл к уничтожению библиотеки и многочисленным смертям среди адептов. Мятежники отступили в пещеры, а на последовавшей Браассе против них было объявлено Пламенное Шествие.

В течение долгих десяти лет Служители Пламени вели войну против собственных братьев. И хотя им удалось одержать верх, победа стала лишь прелюдией к более затяжному кризису, а принесённая ради успеха жертва оказалась непомерно велика…

ㅤ

Бесформенная груда скрюченных, почерневших трупов лежала возле стены. Среди обугленных конечностей, торчащих в разные стороны, угадывались совсем маленькие — детские.

Деревня Подгорье примыкала к высокой каменной осыпи, возникшей здесь задолго до самого поселения. От него Подгорье и получило название. Ничем не примечательная деревушка со Срединных ярусов: десяток глинобитных хижин, жители которых выращивали морковь, молились вихтам и сбывали урожай в Железных Норах. Грегори прибыл сюда в сопровождении Джошуа, Дормо и нескольких других адептов — оказать поддержку Боннету, сообщавшему в письме, что он выследил отряд еретиков.

Грегори смотрел на сожжённые тела с ошеломлённым, тупым выражением. Он слушал рыдания уцелевших селян, и горькая ярость душила его. Правда была в том, что за десять лет Раздора пали почти все достойные наставники, и войну вели отныне адепты вроде Неугасимого Боннета. Их методы, попирающие даже самые священные постулаты Пламени, никак не карались Великим магистром. Все устали от войны и хотели закончить её как можно скорее — даже если налицо были зверства, противоречащие всему, во что верили Служители.

Но разве можно было простить такое? В этот раз мерзавец Боннет зашёл слишком далеко. Слишком.

Грегори вышел на центральную улицу, где Неугасимый раздавал приказы младшим Служителям. Заметив приближение Грегори, Боннет с невозмутимым видом выступил ему навстречу и дружелюбно воскликнул:

— Грегори! Боюсь, ты немного опоздал, с еретиками мы уже управились.

В те годы Боннет был внушительным, рослым мужчиной с красивыми чертами лица. Своё прозвище он заработал за способность изрыгать поток Пламени прямо изо рта, поливая противника каплями обжигающего плоть жара. На войне возле таких всегда кучкуются любители убивать. Но за годы Раздора Грегори и сам научился убивать не хуже.

— Управились?! — Грегори указал на тела. — Управились с еретиками или с невинными людьми!?

Лицо Боннета потемнело. Похоже, он рассчитывал задобрить Грегори тёплым приёмом и надеялся, что тот закроет на его жестокость глаза, как делали почти все в ордене. Жестокие времена требовали жестоких мер, но порой с этим просто невозможно было мириться.

— Жители Подгорья использовали в хозяйстве Пламя. — Ни тени дружелюбия не оставалось в голосе Боннета. Он перешёл на подтрунивающий, надменный тон. — Когда мы спросили их, откуда оно взялось, они не дали убедительного ответа. Мы потребовали выдать отступников, которые снабжают их Пламенем. Мужичьё продолжило строить из себя недоумков, и тогда мы принялись сжигать их в собственных домах одного за другим, пока — удивительное дело! — в подвале одной хижины не обнаружилось убежище еретиков. Враг истреблён, это главное. А о судьбе землепашцев уже назавтра никто не вспомнит.

С последними словами Грегори утратил всякое самообладание. В его ладонях зарделось Пламя, он устремился к Боннету с недвусмысленным желанием заставить его страдать точно так же, как страдали убитые им дети. Боннет отступил, тоже изготовив Пламя, а к Грегори подскочил Джошуа, хватая его за плечи и оттаскивая назад.

Грегори разъярённо взглянул на него — в миг праведного гнева он готов был убить любого, кто встанет у него на пути, даже бывалого соратника, с которым они вместе получали метки. Джошуа всегда оставался конформистом, но он знал Грегори и знал, что его ярость может повлечь за собой смерти.

— Руки прочь, — огрызнулся Грегори.

— Милости просим! — сардонически прорычал Боннет, пальцами играя с Пламенем. — Я всегда мечтал стереть с твоей рожи эту добропорядочную мину! А если ты и убьёшь меня, после этого тебя ждёт неприятный разговор с Великим магистром! Не он ли призывал нас закончить войну любой ценой? Разве не он?

При упоминании Великого магистра Грегори отчасти пришёл в себя. Родного отца он толком не помнил, а магистр Овелунг был для него фигурой сакральной, не просто отцовской. Для него и для всех в ордене. Меньше всего Грегори хотел расстраивать надежды, которые возлагал на него ярчайший из Служителей.

Он снова посмотрел на Джошуа — в глазах товарища была мольба, искреннее желание остеречь его от роковой ошибки.

— Не нужно, — мягко убеждал адепт. — Не далай того, о чём будешь жалеть. Не нужно.

И Грегори отступил. В трезвом уме он руководствовался сухим расчётом, как и любой из людей. Его удержали от опрометчивых действий, а простая рассудительность подсказывала, что орден отвернётся от него, если он свершит самосуд над Неугасимым Боннетом. Не раз и не два будет он жалеть о своей нерешительности, будет мучиться вопросом, поступил ли правильно, особенно когда узнает много лет спустя об извращённых пристрастиях Боннета. Грегори не мог сказать, принесло ли его решение больше вреда или пользы, — быть может, такова была Воля Пламени, даровавшая ордену второй шанс, и употреблённые с этой целью методы были оправданы, а может, произошло обыкновенное бессмысленное убийство.

Грегори знал только, что до конца жизни будет видеть в своих кошмарах обгоревшие детские ручонки, и будет дышать, поддерживаемый глупой, обречённой надеждой сделать гибель этих детей не напрасной.

ㅤ

Попустительство вознаграждалось. Когда Великий магистр разгромил последние силы отступников в решающей битве, а уцелевшие рассеялись по Срединным ярусам, была созвана Браасса. Все понимали, что с поражением еретиков в истории Служителей Пламени начинается новая глава. Построенный на пепелище войны порядок будет провозглашён на собрании, которое должно было начаться с минуты на минуту.

Просторный Зал Решимости не заполнился и вполовину — пришли все, кто пережил войну, а таких было немного. Председательствовал Великий магистр Овелунг. Волосы Служителя уже запорошила седина, но ничего общего не было у него в те годы со слабоумным, дряхлым старцем, тринадцать лет спустя благословившим Грегори на Пламенное Шествие.

Сперва к почестям представили ветеранов Раздора. Великий магистр лично выжигал не шее каждого из них метку Стража, прямо возле метки Рейна-Служителя, которую каждый член ордена получал при посвящении в адепты. Потом наставники долго совещались о реформах, направленных на выход из кризиса и восполнение численности Служителей. Приняли беспрецедентное решение: Служителю отныне позволялось вступить в брак и зачать ребёнка, с тем чтобы по достижении шести лет он