Изгой с когтями дракона. Кровь Веиров 1 - Дмитрий Когтев

«…страх… холод… кто пришел?.. чужой… больной… огонь в крови… опасно…»

«…помнишь?.. помнишь солнце?.. помнишь пение птиц?.. теперь только корни и тьма…»

«…он убьет… как те… с железом и огнем… сожжет…»

«…мама… где мама?.. темно… страшно…»

Голоса лезли в голову, цеплялись за мысли, как колючки. Они были везде — в свисте ветра в высоких кронах (невидимых в темноте), в шелесте листьев, в скрипе древних стволов. Игнат схватился за голову, пытаясь заглушить этот ад. Боль в руке слилась с болью в висках. Он шагнул вперед, спотыкаясь о переплетенные, похожие на каменные змеи корни. Лес не был статичен. Деревья, казалось, двигались. Стволы изгибались неестественно, тропинки исчезали за поворотом, появлялись вновь в другом месте. Геометрия пространства плыла. Шепчущие Сосны. Они не просто говорили. Они манипулировали реальностью. И восприятием.

И тут он увидел ее. Сквозь частокол причудливых стволов. Мать.

Она стояла спиной к нему, в рваном платье, в котором ее увели из усадьбы. Ее длинные, некогда темные, а теперь седые волосы спадали на плечи. Она смотрела в глубь леса, туда, где светились особенно яркие скопления мха, образующие странные узоры, похожие на глаза.

— Мама! — сорвалось с губ Игната. Он рванул к ней, забыв о боли, о шепоте, о погоне. Его ноги путались в корнях, он падал, вставал. — Мама, я здесь! Я пришел!

Мать медленно обернулась. Ее лицо было бледным, изможденным, но живым. Глаза — огромные, полные тоски и… ужаса. Она протянула к нему руку, открыла рот, чтобы что-то сказать. И тогда Игнат увидел ошейник. Тот самый, техномагический «Усмиритель», но не на шее. Он был вплетен в ее волосы, как чудовищный обруч, и светился холодным синим светом. Из него тянулись тонкие, почти невидимые нити, уходящие в темноту леса.

— Игнат… — ее голос был слабым эхом, едва различимым среди шепота деревьев. — Беги… Они… Они вплели меня в Сеть… Корни слушают…

— Кто? Кто слушает? — закричал Игнат, пытаясь до нее добраться. Но расстояние не сокращалось. Стволы деревьев сдвигались, образуя живую изгородь между ними.

Мать снова открыла рот, но вместо слов раздался чужой, металлический голос, искаженный помехами, идущий словно из самого ошейника: «Объект „Дикое Пламя“ локализован. Координаты переданы. Нейтрализация разрешена.»

Голос матери перекрыл крик, полный нечеловеческой боли:

— Ключ… Ключ в крови! Помни! Беги!

И ее фигура начала расплываться, таять, как дымка. Ошейник вспыхнул ослепительно синим — и погас. Мать исчезла.

— НЕТ! — рев Игната смешался с ревом боли и ярости. Алый огонь рванул изнутри, опалив изнутри горло. Голоса деревьев взвизгнули в унисон:

— ОГОНЬ! УБИЙЦА! СЖЕЧЬ!

Корни вокруг него ожили. Они зашевелились, как черви, потянулись к его ногам, пытаясь схватить, опутать. Мох на ближайших деревьях погас, сменившись на зловещее багровое свечение. Воздух наполнился треском ломающихся веток и тяжелыми шагами. Не человеческими. Не механическими. Чудовищными. Лес, казалось, сам обратился против него, выполняя волю того, кто «вплел» мать в свою сеть.

Игнат побежал. Куда глаза глядят. Сквозь чащу, сквозь опутывающие лодыжки корни, сквозь душащий шепот, который теперь кричал обвинения и проклятия. Обожженная рука бессильно болталась, каждый шаг отдаваясь адской болью. Он видел снова и снова исчезающее лицо матери, слышал металлический голос. «Ключ в крови». Что это значило?

За спиной раздался оглушительный рев. Игнат обернулся и увидел его. Существо, вышедшее из-за гигантского, искривленного ствола. Оно было огромным, ростом с медведя, но сложенным из сплетения живых корней, покрытых светящимся багровым мхом, с головой, напоминающей гнилой пень с двумя впадинами, пылающими темно-зеленым огнем. Лесной страж? Плод его галлюцинаций? Неважно. Оно неслось на него, ломая молодые деревца, ревя так, что дрожала земля.

Игнат рванул в сторону, нырнул под низко свисающую ветвь, покрытую липким паутинообразным мхом. Он споткнулся о корень, упал лицом в ковер влажных, пахнущих гнилью листьев. Боль в руке стала невыносимой. Он зарычал, перекатываясь на спину, видя, как багровый страж приближается, поднимая коготь, сплетенный из острых корней. Шепот деревьев слился в торжествующий визг: «Смерть Огню! Смерть Чужому!»

— Ну уж нет, мои зелёные дурачки! — раздался вдруг голос. Не шепот. Не рев. Звонкий, насмешливый, полный нелепого добродушия. — Смерть-то смертью, но сначала — пирог!

Прямо перед мордой багрового стража материализовался… пирог? Круглый, румяный, дымящийся, пахнущий невероятно аппетитно — корицей, печеными яблоками и чем-то еще, неземно-пряным. Он висел в воздухе, как мираж.

Страж замер. Его зеленые глазницы-впадины сузились. Он нерешительно потянулся к пирогу корневым когтем… и тогда пирог взорвался. Не огнем. Облаком ослепительно желтой пудры, которая окутала морду чудовища. Страж взревел, но теперь это был рев чихания, замешательства и боли. Он замотал головой, корчился, багровый мох на нем начал тускнеть.

— Ага! Попался, любитель сладенького!» — тот же голос прозвенел где-то рядом. — Попробуй-ка теперь «Перца Веселуна»!

Игнат, ошеломленный, поднял голову. На упавшем, покрытом мхом стволе рядом сидело… существо. Не выше полуметра. Похожее на лису, но стоящую на задних лапах. Одетая в жилетку из лоскутов разноцветного мха и бересту. Большие, умные глаза-бусинки светились золотистым азартом. Пушистый рыжий хвост весело подрагивал. В одной лапке — плетеная корзинка, из которой так аппетитно пахло. В другой — он только что бросил какой-то мешочек.

Лисовик Светозар. Тот самый, о котором шептались на руднике как о лесной нечисти или глупом мифе.

Существо посмотрело на Игната, его мордочка расплылась в широкой, совершенно человеческой ухмылке, обнажив острые белые зубки.

— Ну что, горяченький? Пирожка с «кореньем спокойствия» не хочешь? А то ручка у тебя… — он брезгливо сморщил нос, глядя на обугленную руку Игната, — …прям как у Громады после твоей выходки. Только без брони.

Игнат не мог вымолвить ни слова. Голоса деревьев, казалось, притихли, ошеломленные не меньше стража, который все еще чихал и тер морду корявыми лапами. Боль, страх, галлюцинации — все смешалось в кашу. Перед ним сидела говорящая лиса и предлагала пирожки. После кошмара рудника и безумия Шепчущего Леса это было… слишком.

— Я… — Игнат попытался подняться, но мир поплыл. Боль в руке, потеря крови, адреналиновый спад — все навалилось разом. — Мать… Лес говорил… Ошейник…

— Ох, беда-беда, — покачал головой Лисовик, ловко спрыгивая со ствола. Он подошел ближе, его маленький носик шевелился, обнюхивая воздух вокруг Игната. — Маменьку твою лес не держит. Он дурить горазд, мил человек. Особенно с такими…