Отродье мрака - Rotten Apple

— древняя молитва поклонников Асваргота.

Вьющийся тракт дрожал от одновременной поступи нескольких десятков ног. Длинной вереницей тянулись колонны закованных в кольчугу солдат, прорва облачённых в шелка лакеев и нескончаемый обоз с продовольствием. Во главе, следом за гвардией Норбиуса, катилась обитая железом и запряжённая четырьмя свинокрысами карета баронессы. Рядом шагал личный камергер правительницы, а внутри, помимо самой Эддеркоп, ехали две фрейлины, присутствие которых было сочтено ей необходимым даже в отъезде.

Из Хальрума отбыли почти неделю назад. Путешествуя со Служителями, Вирл покрывал примерно то же расстояние за три или четыре дня, но видно, монаршие особы к скорой ходьбе не привыкли — хоть бы их несли в паланкине или везли в карете.

Впрочем, кое-кто другой точно не побрезговал бы сейчас пешей прогулкой. В самом конце обоза свинокрыс тащил за собой ржавую металлическую клетку на колёсах, внутри которой, согнувшись в три погибели, сидел прикованный к прутьям Набб. По расчётам баронессы, остальных правителей наверняка заинтересует его кинжал — и то, чем оправдывал он свои злодейства.

Во время изучения хальрумской библиотеки Вирл сумел многое узнать о Мойнерфьорде. Когда-то давно в нём располагались крупнейшие в Тартарии цвергские копи, богатые золотом, ртутью и драгоценными каменьями. Даже после вымирания цвергов Мойнерфьорд оставался почти неиссякаемым источником богатства, за который бароны несколько веков грызли друг другу глотки. Последняя крупная свара в тех краях завершилась незадолго после начала Изгарного Раздора. По итогам резни между Хальрумом, Гроттхулем и Железными Норами многие рудники были завалены или истощены, и когда драться было уже не за что, бароны прибыли в Мойнерфьорд, чтобы договориться о мире.

Мойнерфьорд был причиной нескончаемой резни между правителями Тартарии — и он же стал отправной точкой для долгих лет перемирия. Имелся какой-то недобрый символизм в том, что теперь бароны будут обсуждать в нём совместное наступление на неведомого врага, который ни разу ещё не явил себя открыто.

Да ещё тот разговор с Джошуа…

Старый адепт прибыл в Хальрум перед самым отбытием баронессы. Из всего отряда с ним были только Селвин, Зетар и несколько слуг — а ведь Служителей было девять, когда они уходили из Хальрума! Все трое отказались отвечать на вопросы; Джошуа заявил, что отчитается о случившемся только в Цитадели, перед Гэллуэем и Великим магистром. Тень ужаса, отпечатавшаяся на их лицах, без всяких объяснений дала архивариусу понять: случилось нечто непоправимое.

Но куда делся наставник Грегори? Удалось ли Шествию склонить к переговорам других баронов? Что произошло — и почему Джошуа так резко отзывался на вопросы об Арли? Вирл пребывал в мучительном неведении, которое, он надеялся, хотя бы частично развеется на переговорах.

Остановились на очередную стоянку. Из разговора двух солдат Вирл узнал, что до Мойнерфьорда оставалось всего ничего. Когда он получал свою порцию грибной бурды, главного походного блюда хальрумских солдат, к нему, морща нос от запаха, подошёл камергер баронессы.

Придорожный покой Эддеркоп охранял десяток стражников. Правительница сидела за переносным деревянным столом, уставленным серебряной посудой. Набор блюд был таков, что и не подумаешь, будто большинство из них были приготовлены прямо в дороге. Возле Эддеркоп были две её фрейлины: одна, по имени Джули, раньше проявляла к Вирлу интерес, но когда архивариус лишился уха, стала его побаиваться. Ханна была постарше и поумнее. Если внешний вид Вирла и смущал её, она этого не показывала.

Вирл поклонился. Жизнь в замке значительно улучшила его навыки этикета, что было особенно заметно по улыбкам фрейлин.

— Не трать время. — С дороги Эддеркоп выглядела раздражённой. — Я тебя позвала, чтобы кое-что передать.

— Передать? — удивился Вирл. — Мне? Если эта вещь представляет ценность, ваша стража куда лучше справится с её сохранностью…

— Я достаточно наблюдала за тобой, чтобы увериться в твоей честности, — оборвала его Эддеркоп. — И учитывая природу этой вещи, не сомневаюсь, что она представляет для тебя интерес. Понимаешь ли, есть ещё одна реликвия, издавна принадлежащая моей семье. Она не столь эпатажна, как меч, которым мужчины моей фамилии рубили врагов, но не менее загадочна. Вот она.

В руке у Эддеркоп оказался маленький кулон овальной формы. Как и Дитя Сдвига, он был сделан из неизвестного материала, но внешне напоминал отшлифованный нефрит. Прежде чем Вирл успел сказать хоть слово, баронесса взяла его руку и положила реликвию ему в ладонь. Поверхность камня была гладкой, приятной на ощупь, а на лицевой стороне виднелись глубокие борозды, образующие чёткий, но на первый взгляд бессмысленный узор.

Вирл удивлённо посмотрел на Эддеркоп.

— Но почему вы отдаёте его сейчас?

— Будь я глупее, чем есть, я бы оставила его у себя, несмотря на то что не знаю, как этот кулон использовать и предназначен ли он для чего-то вообще. — Эддеркоп не без гордости улыбнулась. — Но, поскольку у меня есть основания полагать, что предназначен, а я ещё капелька осмотрительности, я лучше отдам его тому, кто имеет знания и усердие достучаться до его настоящей природы.

Вирл покрутил кулон в руках, чувствуя на себе любопытные взгляды фрейлин. Обычно он смущался, находясь под пристальным женским вниманием, но подарок баронессы до того удивил его, что он совсем перестал замечать их присутствие.

— А что до того, почему я отдаю его сейчас… — Эддеркоп задумалась. — Мне не достаёт уверенности, что представится другая возможность. Мы вот-вот прибудем в Мойнерфьорд — уж я на это надеюсь! — а исход переговоров нельзя предугадать заранее. Хочу сказать, всякое может случиться… Просто сделай как я велю: сохрани кулон у себя, береги его. А уж в том, что он сможет тебя заинтриговать, я не сомневаюсь.

ㅤ

В обычном своём состоянии Мойнерфьорд напоминал уснувшего мёртвым сном земляного дракона. Там, где несколько веков назад не замолкали стук кирок и заступов, где от жара плавилен на теле выступал пот, а золотые прожилки мозолили алчный глаз, ныне царствовало затишье. Только безумные отшельники да отчаянные искатели драгоценностей порой забредали сюда, а помимо них жили в этих рудниках одни только зубатые черви, компанию которым составляли призраки давно ушедшего прошлого. Обманувшись, можно было заключить, что Мойнерфьорд ожил в предвкушении совета, который должен был пройти в его стенах. Одна за другой армии баронов прибывали в покинутые шахты и располагались в трёх огромных гротах, уцелевших за века упадка, — предпочтительно подальше от соседей. Однако стоило присмотреться, как наружу выступала вся суть сего заблуждения. Ржавеющие в грудах щебня вагонетки, надтреснутые крепи и истощившиеся жилы ясно давали понять, что земляной дракон был всё же мёртв, — просто кто-то решил справить пир