Тёмные Агнцы - Мира Кьярр
— Тебе подарок, — произнесла она, торжественно вручив её брату.
По-доброму усмехнувшись, Морган в нетерпении разорвал обёртку и открыл коробку, откуда выудил настоящий килт.
— Надевай! — радостно хлопнув в ладоши, пискнула Робин и направилась на небольшую сцену, где стояли рояль, виолончель, стойка в барабанами, а на небольшом возвышении лежали в специальных кейсах ещё пара инструментов.
Пока Робин, вбежав на сцену, выудила из кейса электронную гитару, которую стала подключать к возвышающимся колонкам, Морган, обречённо закатив глаза, надел килт и уже после быстро стянул штаны, оголив ноги с густым рыжим пушком.
Робин заиграла незатейливую мелодию, отдалённо напоминавшую медленные шотландские мотивы из-за сильно изменённого звучания электронной гитары. Кажется, Моргану было неловко, потому что он уронил улыбающееся лицо в ладонь и начал неуклюже переминаться с ноги на ногу. Он прекрасно понял, чего добивалась сестра, но не мог заставить себя танцевать под искажённую медленную музыку, и тогда Тэмлин, хитро ухмыльнувшись, встала с места и бегом достигла сцены. Там она села за барабаны и начала отбивать быстрый ритм, подсказывая Робин, как играть дальше, и девушка подчинилась, с лёгкостью сымпровизировав гармоничную мелодию. Теперь музыка действительно заиграла чёткими и лёгкими мазками настоящей джиги.
Дальше началось какое-то безобразие, хорошо подвыпившая Розалин и Тэмлин играли что попало, от рок-н-ролла до хеви-метала, и первое время Морган даже с удовольствием танцевал, пока устало не повалился на стул, где продолжил напиваться вместе с Хью и Фредериком.
Шерман, так и не смог заставить себя присоединился к ребятам, однако бессовестно продолжал любоваться бывшим мафиози, фантазируя на его счёт разные вещи сексуального характера. Отмечая про себя привлекательную жилистую фигуру Фредерика, Шерман думал как красиво смотрелись бы синяки и следы укусов на его бледной коже, и как было бы приятно увидеть в его больших небесного цвета глазах страх. Любуясь очаровательно-лукавой улыбкой Фредерика, он мечтал услышать срывающиеся с его губ стоны боли, и уничтожить его манеру держаться поразительно расслабленно, словно тому было всё в этом мире безразлично. Это бесило Шермана особенно сильно, хотелось заставить его подчиниться, одеть на тонкую шею ошейник и посадить на цепь. Однако, погружаясь в свои сексуальные фантазии, парень продолжал напоминать себе, что не собирается опускаться до насилия, к тому же его сомнения насчёт Фредерика подтвердились. Как и все ребята, Шерман уже был в курсе того, что бывший мафиози предпочитает женщин, в особенности их секретаршу.
Фрэн, первое время не обращая внимания на слишком громкую музыку и неразборчиво орущих песни девчонок, спокойно работала за ноутбуком, но после, почувствовав сильный приступ головной боли, пошла на выход. Здесь она внезапно столкнулась с Розалин, робко заглянувшей в проём, как делала всегда с тех пор, как Фредерик появился в бюро. Увидев его, она застыла и, широко распахнув в ужасе глаза, не отрываясь смотрела на то, как он беспечно веселится вместе с остальными.
Фрэн пару секунд наблюдала за секретаршей, — казалось девушка не заметила капитана, даже не пропустила её в двери, — потом перевела взгляд на Фредерика, продолжавшего наслаждаться пивом, перекидываться шутками с парнями и не замечать всунутой в проём головы Розалин. А потом Фрэн толкнула девушку обратно в коридор и, проходя мимо, тускло бросила:
— Хватит уже быть такой трусихой. Пока ты будешь жалеть себя, будешь оставаться в тени собственного ужаса, и в твоей жизни никогда ничего не изменится.
Розалин с удивлением проводила капитана взглядом, хотя её глаза побитого жизнью щенка почти всегда отражали удивление в той или иной степени.
— Несмотря на то, что ты не в команде, — остановившись, добавила Фрэн через плечо, — мы твоя семья. В любое время ты можешь попросить о помощи, и никто из нас тебе не откажет.
Капитан ушла, а Розалин ещё некоторое время раздумывала над её словами. Она уже и сама устала жить в вечном страхе, устала от истерик, постоянной паранойи и своих безудержных сексуальных фантазий с участием бывшего похитителя. И так же понимала, что весь этот отвратительный кошмар может продлиться хоть всю жизнь, если не избавиться от травмы, но от неё Розалин не сможет избавится, пока не прекратит буквально лелеять её в своей душе. Получался замкнутый круг.
Постоянно думая об этом, она пришла к выводу, что терапия не помогает ей потому, что она словно боится избавляться от этой кровоточащей раны, будто постоянный страх и боль сохраняли её невредимой, как бы парадоксально это не звучало. Словно Розалин была раненым животным, который благодаря испытываемому ужасу бежала прочь от всего того, что могло бы убить её, но при этом не замечала, как несётся буквально в пропасть. Но в этот момент, после услышанного от Фрэн, Розалин впервые в жизни твёрдо решила, что постарается больше не оглядываться в прошлое и не позволит страху властвовать над своей жизнью.
Стиснув зубы и кулачки, девушка твёрдой походкой вошла в столовую и, не стараясь смотреть только вперёд, с гордо поднятой головой прошла к стойке, где сделала поварам заказ. Всё это время она чувствовала на себе взгляд Фредерика, но старалась не дрожать, хоть ей это плохо удавалось. Когда же Розалин заплатила за еду и прошла с подносом к отдельному столику, то, едва коснувшись стула, внезапно растеряла всю свою решимость. Она специально села спиной к бывшему похитителю, чтобы не испытывать соблазна украдкой на него взглянуть, но её волнение выдало то, как в первую же секунду на пол упала ложка, и ей пришлось нести её к стойке на замену, а ноги были ватными, и Розалин несколько раз споткнулась и едва не упала.
С тех пор, как она появилась в столовой, трое парней за ней внимательно наблюдали. Хью, оторвавшись от сотового, пристально следил за каждым шагом девушки, а Шерман, презрительно кривя губы, зло и даже ревниво пару секунда переводил взгляд с неё на Фредерика, после чего поднялся с места и наконец покинул столовую. Бывший же мафиози, внезапно притихнув, с щемящей тоской в глазах любовался каждым неуклюжим движением Розалин, её подёргивающейся походкой, стиснутыми в тонкую линию губами и по-детски мягкий профиль, а после долго смотрел на её спину с приподнятыми от напряжения плечами.
Фредерик оторвался от стула, на котором сидел, распластавшись как скат, и прошёл к барной стойке, у которой стоял непростительно долго,
