Тёмные Агнцы - Мира Кьярр

— Сколько тебе тогда было лет? — в следующее мгновение ровным голосом спросила Марта.

— Пять, — пусто отозвался Фредерик и вдруг усмехнулся. — Самое странное, что я почти ничего не помню за тот период жизни, но этот момент помню даже слишком отчётливо.

— Ты уверен, что это была именно попытка убийства? — уточнила психиатр. — В таком малом возрасте вполне нормально, что мозг мог что-то напутать…

Фредерик чуть развернулся и, разорвав пуговицы на рубашке, припустил на плечах, оголив спину на которой красочно обрисовывались несколько ран от пулевых ранений, и на их фоне яркой полоской выделялась одна едва заметная длинная полоса — бывшая рана сделанная явно ножом.

— До тринадцати лет я думал точно так же, и даже обвинил отца в том, что он специально не разрешает мне видеться с матерью, пока он не показал медицинское заключение о моём тогда состоянии и о психическом состоянии матери, — безжизненно сказал Фредерик и быстро набросил рубашку. — Но даже тогда я не поверил, пока своими методами не выяснил истину.

— Хорошо, — делая очередную пометку, произнесла Марта и вновь взглянула на бывшего мафиози. — Зная правду, ты испытываешь какие-нибудь отрицательные чувства по отношению к матери?

— Имеете ввиду ненависть? — безразлично спросил Фредерик. — Нет, не испытываю. Я просто не понимал, почему она так поступила, но все мои вопросы отец проигнорировал, а попытки поговорить с матерью пресекал. Только в семнадцать, в тот день, когда я заявил о своём намерении жениться на Розалин, я вновь увидел маму, но она отказывалась оставаться со мной наедине. Поэтому сейчас я могу строить только догадки, но думаю они не далеки от истины.

Марта, как бы не старалась оставаться бесстрастной, не смогла не почувствовать укол сострадания в самом своём сердце. Никто из людей, кроме тяжёлых психопатов, для которых психиатрия до сих пор ищет шанс научиться хоть толике эмпатии — главной составляющей для нормального существования в социуме — не желает для себя подобной судьбы, когда твою личность ломают и выбрасывают, как ненужную игрушку. Самое страшное, когда это делают родители, которые являются для собственного ребёнка именем бога на устах, целой вселенной. В идеале родители должны быть принимающими и безусловно любящими хотя бы своих детей, тогда эта любовь становится фундаментом для нормального существования в этом мире и шансом построить с кем-то здоровые близкие отношения. Так было у Морган с Робин, ведь, несмотря на преступные годы, что они провели после смерти родителей, сейчас они оказались более способными к отзывчивости, пониманию чувств других, к дружбе и нежности, что дарят в достатке хотя бы друг другу.

Но Фредерика сломал собственный отец, который воспитывал его как своего приемника, и мать, столь же сломанная разбитая вдребезги женщина, что пыталась убить маленького сына в страшном помутнении, Марта, как психиатр, была в этом уверена. И никак после подобного детства человек не сможет быстро осознать собственных ошибок, что сделал он даже не потому, что так хотел, или потому, что получал от этого наслаждение, а потому, что не был научен жить и действовать иначе. Самым страшным для всех юных пациентов Марты был момент, когда они после продолжительной терапии начинали именно осознавать весь пережитый ими ужас. Многих это ломало настолько, что они заканчивали жизнь самоубийством в стенах этого бюро. Многих ломало так, что они неделями и месяцами проводили в жутких истериках и помутнении рассудка, потому что наконец-то начинали не только понимать всю прожитую ими жесткость, но и собственные поступки, и причинённую их руками боль другим, и, главное, начинали испытывать сострадание к себе самим. Лишь после долгих сеансов приходило принятие, а после появлялась возможность на исправление собственных сломов, на зализывание страшных душевных ран, и на то, чтобы вновь взрастить жестоко обломанные крылья некогда чистой детской души.

На следующее утро Тревору пришло тревожное уведомление на сотовый и, быстро покинув кабинет, он направился в оружейную. Так как она находилась ярусом ниже первого этажа, отсюда не доносились какие-либо звуки в сам особняк, но стоило директору появиться даже в ведущем в оружейную коридоре, как он услышал глухое пиликанье.

Распахнув двери, Тревор увидел, как всё пространство оружейной заливает мерно мигающий оранжевый свет. Он прошёл к дальней стене, где у стола с огромным монитором стояла главный инженер.

— Всё так плохо? — с ходу спросил он, вглядываясь в экран.

На нём отражалась некая шкала с явной тенденцией к понижению.

Мэй Ву, бросив на Тревора быстрый взгляд и вновь уставившись в экран, кивнула.

— Магнитометры показывают критическое снижение поля земли почти по всему Сиэтлу, — быстро произнесла она. — Если так продолжится, пиши пропало, уровень радиации уже начал расти.

— Насколько значительно?

— Ещё не так значительно, но если это не прекратится, через месяц наступит конец света.

Тревор задумчиво промолчал.

После последней битвы прошли полторы недели спокойствия, ни в одну ночь после этого нергарри не прорывались к ним в гости, и его подопечные смогли наконец-то за долгое время полноценно отдохнуть и почти восстановиться. И вот теперь вдруг с утра пораньше все поставленные по периметру города магнитометры показывают, что всё это было лишь затишьем перед бурей. А тем временем Фредерик, сколько не пытался, но нергарри больше не слышал, ни слова, ни даже просто звука. Могли ли эти существа понять, что среди рейнджеров появился тот, кто невольно подключается к каналу их связи? Могли ли они вообще воспрепятствовать дару Фредерика?

— Нужно сообщить об этом правительству города, — произнёс наконец Тревор.

— И что они сделают? — хмыкнула Мэй Ву.

— Людей нужно эвакуировать. Я отправляюсь в мэрию, а ты держи меня в курсе показателей.

И с этими словами, Тревор покинул оружейную, а вскоре и бюро.

Прошло ещё пару дней, в которые по-прежнему ничего не происходило — нергарри не наступали, Фредерик больше не появлялся перед Розалин, рейнджеры отдыхали, и только Тревор отсутствовал целыми днями, разъезжая по штату, пытаясь убедить власти в нависшей над ними угрозе, ведь магнитное поле