Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко

Почему я?

— Сколько она весит? Стоунов пятьдесят? — Выдохнула Гармандка и упав на колени прижала руки к низу живота. — Бесы. У меня опять кровь пошла.

— Немного осталось. — С трудом глотающий воздух юноша, приложив руку к груди, отпустив конец пледа упал на четвереньки и отхаркнув ком вязкой слюны уперся лбом в землю. — Надо подняться на тот холм, а потом останется совсем чуть-чуть…

— Ты говорил это два часа назад, лорденыш — Тяжело перевалившись на бок, женщина ожгла цу Вернстрома ненавидящим взглядом. — Хватит. Можешь делать, что хочешь. Я дальше не пойду. Ни шагу не сделаю. Ни одного проклятого шагу.

Юноша не слушал. Хоть данная горянкой смесь трав и грибов похоже наконец-то подействовала и сейчас заглушала боль и подстегивала тело, давая силы на следующий шаг, безумная гонка по холмам выжала его досуха. Сив оказалась тяжелой. Очень тяжелой. Не пятьдесят стоунов, конечно но… Не помогли ни примотанный к пледу топор, что он планировал использовать как рукоятку, ни привязанные к краям волокуши жерди, ни веревочные петли, что он пытался завязать на плечах, впрягаясь в них подобно волу. Клятая, будто врастающая в землю, стоило лишь на мгновенье остановиться, волокуша цеплялась за, невесть откуда взявшиеся кусты, корни, ветки и камни, казалось, не пропуская ни одну неровность в почве. На подъемах было хуже всего. К концу первого часа Август уже чувствовал себя загнанной тягловой лошадью впряженной в слишком большой для нее плуг. К концу третьего завидовал всем коням и мулам мира. А сейчас… Сейчас все чего ему хотелось это лечь на холодную землю и не открывать глаза буде само небо решит на него обрушиться. Просто лежать. Тысячу лет. Или даже больше. Пока эти проклятые холмы и горы не распадутся в пыль. К сожалению тысячи лет у него не было. Сив становилось хуже. Хотя, странно это было применять слово «хуже» к неподвижно лежащему не моргающе глядящему перед собой телу. Но это было так. Горянку то и дело начинала бить крупная дрожь. Тело выгибалось дугой сведенные судорогой руки и ноги колотили по земле, изо рта шла пена. Пару раз она даже вывалилась из волокуши. Самое страшное в эти мгновения было смотреть ей в лицо. Каменное. Недвижимое. Удивительно спокойное. Если бы не сотрясающееся в конвульсиях тело, уродливая, ощерившееся вторым ртом, рана под челюстью, и мертвые, неотрывно смотрящие на нечто видимое только ей, глаза дикарки, можно было бы подумать, что северянка мирно спит. Сам Август тоже ловил себя на мысли что все виденное им лишь сон, ночные грезы обернувшиеся кошмаром. Что сейчас он откроет глаза и окажется на ложе в своем замке. Что он встанет, позавтракает принесенной слугами жирной яичницей с беконом, выпьет немного разбавленного вина, а потом, повалявшись на мягкой перине еще пол часа, пойдет осматривать строящиеся стены и решать целый ворох, кажущихся сейчас настолько незначительными и пустыми, проблем. Возможно, это было действие зелья, чт- он проглотил. А может чего-то другого. Он не знал. Усталость и боль в груди почти ушли, отодвинулись куда-то глубоко в тень сознания, вытесненные пустотой и желанием просто упасть. Чувствовать под собой еле заметное дыхание холодной земли и щекочущий уже даже не потеющую кожу ветер…

— Лорденыш. Ее опять трясет.

Со стоном поднявшись на колени, юноша повернулся к великанше. Сив действительно трясло. Но сейчас это было по-другому. Мелкие словно рябь по воде волны сокращений мышц проходили по телу, сталкиваясь и расходясь, чтобы столкнутся снова. На губах выступила розовая пена. Горянка дернулась, раз, другой, третий, и неожиданно замерла. Между ног на ее рубахе начало расползаться мокрое пятно.

Боги. Дайте мне еще немного времени. Еще чуть-чуть… Только донести ее до лагеря. Майя что-нибудь придумает, не может не придумать. Ну еще чуть-чуть…

Сив не двигалась. Мертвые глаза по прежнему смотрели в пространство.

— Обоссалась. Плохо дело. — Словно подтверждая его самые страшные опасения выдохнула стоящая на четвереньках гармандка и устало помотав головой отхаркнула очередную порцию кровавой мокроты. И стоило надрывать пуп? Лучше бы было затащить ее в дом и сжечь в месте с тем обосраным ублюдком.

Слова обожгли его словно кипящая смола. — В душе колыхнулся гнев. — Августу захотелось ударить женщину. Вбить эти слова ей обратно в глотку вместе с зубами. Втоптать ее в грязь, так глубоко, чтобы и следа не осталось. Но сил хватило только на то, чтобы повернуть голову.

— Заткнись. — Подползя к великанше, Август положил ей руку на грудь.

Давай. Еще чуть-чуть. Не умирай. Пожалуйста. Ты ведь сильная. Ты очень сильная. И упрямая. Чтобы тебя прикончить одной раны недостаточно. Ты выдержишь…»

Дыхания не было. Он ждал минуту. Вторую третью. Приложил ухо к груди. Потом ко рту. Попытался ощутить хоть намек на тепло неглубокого дыхания, эхо почти замершего сердца… Схватился за стремительно теряющую последние крохи тепла руку.

Ну почему я? Почему это происходит со мной?

Глаза дикарки безучастно смотрели ему в лицо.

— Умерла? — Голос гармандки разорвал тишину ржавой косой.

— Мы должны ее похоронить. — Хрипло произнес юноша и уткнувшись великанше под мышку до боли сжал челюсти пытаясь унять пробивающиеся через зажмуренные веки слезы.

— Ага сейчас. Разбежалась.

* * *

Почему это происходит со мной?

Отойдя от лагеря на пару сотен шагов Леменет цу Гернхарт, оглянувшись вокруг, запустил руку в поясную сумку и вытащив из нее небольшой стеклянный шар, осторожно положил его на камни. Некоторое время ничего не происходило. Рыцарь вздохнул. Ну почему он? Почему всегда он? Судьба будто смеялась над ним. Сначала всплыло это дурацкое дело с крестьянской семьей, а потом этот напыщенный индюк интендант решил проверить оружейные склады. И если эту паскудную историю с дочкой трактирщика и ее полудурком папашей еще можно было замазать, то пропажу десятка мечей ему не простили. Поначалу, он, конечно рассчитывал на милосердие трибунала. Разжалования в десятники или на худой конец наложение епитимии с последующей отправкой на полгода-год в монастырь Монблау. Не могут же эти вороны в сутанах, его Леменета цу Гернхарта, дворянина в пятьдесят шестом поколении судить как какого-то серва? Да и что такое по сути десяток мечей? Пара почтовых голубей и отец бы возместил сумму в трое превосходившую их стоимость. Ну да… Он тогда изрядно проиграл в карты, а ему нечем было покрыть долг. Но он был готов все вернуть. До последнего, мать его, скойца. Просто руки не доходили. Приговор его ошарашил. Лишение звания и исключение из ордена. Никаких епитимий, постов, стояния на