Потерявший солнце. Том 2 - FebruaryKr
Одни чувства кажутся огромными, как океан, но на самом деле куда мельче лужи, только вот в то время ему и в голову не пришло из этой лужи подняться. Другие же казались пустяком, но до сих пор утягивали все глубже и глубже, не давая вдохнуть.
Не нужно ежедневно думать о человеке, чтобы ощущать боль; со временем боль прорастает в тебя так глубоко, что сил чувствовать и помнить не остается. Как болезнь, она всегда внутри, и ее не нужно звать по имени. Она все равно никуда не уйдет.
Мальчик — канат, переброшенный ему через пропасть, только вот и его жизнь придется вырывать зубами. Если бы Хальд посмел смотреть на мальчишку, обидеть его, угрожать ему, сколько бы Ши Мин стерпел присутствие северянина? Стоит изменить имя, представить другое лицо, и все становится ясно. Только к себе можно простить любое отношение.
Ши Мин ощутил короткий укол боли. Иссохшие губы треснули, уголок рта закровил. Мастер куда отчетливее других видел правду — Ши Мин сдался. Легко быть несгибаемым, когда некому гнуть. Легко ничего не чувствовать, не давая себе права на чувства. Легко жить, если никогда и не жил. Легко, но невыносимо больно.
Пора проснуться и вспомнить, кто он и кем был; новая роль совсем ему не по плечу. Пустая и бессильная, она все прочнее прирастала к коже, а стоило содрать ее давным-давно.
Письмо Мастера. Письмо, сквозь каждую фальшивую строчку которого сквозило отчаяние, письмо, главной целью которого могло быть только одно — попытка удержать Ши Мина здесь, убаюкать, успокоить, не дать вернуться. Что могло случиться с министром, что могло загнать его в угол? Стоило ослабить нити, и Уна тут же полезла выше, не считаясь ни с кем, — отсутствие Мастера развязало ей руки. Чем же занят Ло Чжоу? Неужели даже в его глазах Ши Мин теперь беспомощен, как истеричная барышня, которую нужно опекать?
Отдав свою жизнь в чужие руки, нельзя считаться вольным человеком, и не стоит винить в этом других. Разве не добровольным рабством оказался его побег? Этот путь усеян шипами, и каждое острие покрыто запекшейся кровью, но его нужно пройти до конца.
Холод пробирался за широкий воротник, ледяными пальцами трогал влажную кожу, трепал волосы и царапал уши. Встревоженная белка с цокотом метнулась вверх по стволу, глядя на Ши Мина с негодованием. Под копытами то и дело поскрипывали шишки, мелкая живность сновала вокруг, не давая себя увидеть. Шорохи, постукивания, птичьи голоса сплетались в тихие вздохи леса.
Наконец и его бесполезному дару нашлось применение. Единственный раз в жизни умение погрузиться в чужой сон принесло хоть какую-то пользу, пусть и крошечную. Жаль, что нельзя увидеть сны тех, с кем разделен многими километрами. Жаль, что нельзя проникнуть в сон того, кто уснул навсегда.
Всего один раз бы увидеться во сне — один последний, прощальный раз. Сказать все то, что осталось непроизнесенным, и попросить немного сил, чтобы шагнуть дальше.
Криво ухмыльнувшись, Ши Мин плотнее запахнул полы куртки. Такой сон скорее не даст сил, а перережет все сухожилия, оставив корчиться от боли. Наивностью было надеяться, что время сотрет прошлое. Человек проходит и страдания, и любовь, и отчаяние, проживает несколько жизней — только вот новых у судьбы не допросишься. Придется доживать те, что есть.
Короткий стук отозвался в голове госпожи Уны долгим эхом. Женщина ощутила, как тошнота подкатила к горлу. Глубоко вздохнув, она выпрямилась и закрыла глаза.
Восемь человек. Восемь тел. Такой ценой удалось засунуть хвостатого нелюдя в клетку и переправить на корабль; он пообещал не раскрывать рта и на корабле вести себя хорошо, только вот наемники такого обещания не давали.
Обозленные смертью четырех воинов, они решили нарушить договор и расквитаться с Котом по-своему, но убивать мальчишку в клетке было слишком легко и совсем уж недостойно. На полпути они свернули в глухую подворотню, где вышвырнули его из клетки, не озаботившись кляпом или веревками.
Что может сделать лишенный оружия измученный подросток против пятерых взрослых мужчин?
Вспомнив залитые кровью стены, Уна снова судорожно втянула воздух и замерла, пережидая приступ отвращения. Загнанный в угол нелюдь отбросил маску и пустил в ход зубы, когти и собственное оружие наемников. Он был спокоен, сосредоточен и лишен всякого страха, словно убийства давно стали для него привычным делом. Увидев кровавую расправу на четырьмя товарищами, единственный выживший воин бежал, и найти его до сих пор не удалось. Если бы следом не ехал еще один отряд…
При виде превосходящих сил противника, которых не удалось бы сбить с толку внезапным нападением, мальчишка едва заметно пожал плечами.
— Они напали первыми, — холодно пояснил он, вытер кровь с лица и влез в клетку. Поджав ноги к груди, он опустил подбородок на колени и замер, не проявляя больше никаких эмоций. Времени приводить мальчишку в порядок уже не осталось, и на корабль он прибыл в изодранной одежде и с разукрашенным кровавыми потеками лицом и руками.
Только и успели сунуть ему не самую лучшую, но все-таки крепкую одежду: может, на корабле нелюдь успокоится и сам захочет избавиться от окровавленных тряпок.
Стук раздался снова, вырывая госпожу из мрачного оцепенения.
— Входи, — раздраженно разрешила Уна, сцепляя в замок подрагивающие пальцы.
Красноволосая голова Вары показалась из-за приоткрытой двери.
— К вам посетитель, — ломким голосом проговорила она.
— Завтра, все — завтра, — отмахнулась Уна. Помощница понимающе кивнула и скрылась. В коридоре что-то негромко зашуршало, дверь качнулась и распахнулась снова.
Завидев вошедшего, женщина на мгновение замерла. Глаза ее расширились, рот приоткрылся в удивлении. Вихрем сорвавшись с места, госпожа бросилась в угол, неловким жестом сметя со стола кипу бумаг и предметы для письма; перевернувшись в воздухе, массивная чернильница выплеснула на пол темные брызги и с каменным стуком рухнула сверху.
Уна почти дотянулась до развешанной на стене коллекции оружия, когда пол под ее ногами внезапно ушел куда-то в сторону, а тело повело назад и вправо. Плечо мгновенно занемело от жесткого захвата, а крик умер, так и не сорвавшись с губ.
— Я пообещал себе спалить это место дотла вместе с твоим трупом, если попытаешься причинить ему вред, — тихий голос