Узел вечности - Стивен Рэй Лоухед

«Итак, началось», — подумал я.

Я следил за ними до тех пор, пока всадники не исчезли в блеклом рассвете.

— Быстрая Твердая Рука да пребудет с вами, братья! — напутствовал я их. Я произнес это в полный голос, но эхо почти сразу погасло в зарослях вереска. Но что-то в мире изменилось с моими словами. — Быстрая Твердая Рука да хранит нас всех, — поспешно добавил я и вернулся к насущным заботам нового дня.

Глава 30. МЕРТВЫЕ ГОЛОСА

Холмы неохотно расступались перед каменной страной, заросшей колючим можжевельником. Дождь и ветер изрядно утомили нас; туман держался целыми днями, но дорога оставалась все такой же надежной.

С каждым переходом окутанные облаками горы приближались. Мы наблюдали, как высеченные ветром вершины поднимались, пока не заполнили горизонт со всех сторон — гряда за грядой, вершина за вершиной, исчезая в туманной дали. Задумчивые, свирепые и нездоровые, они угрожающе нависали над нами: белые, как осколки раздробленной кости или зубы, сломанные в бою. Вдоль дороги росло достаточно травы, чтобы прокормить лошадей, а лошади кормили нас. Каждые несколько дней мы теряли по животному, но мясо помогало идти вперед. Мы пили из горных ручьев, заглушая боль голода холодной водой.

Приближался Гид, сезон оттепелей. Он нес с собой дожди. Снег на склонах начал таять, осколки льда заваливали ущелья, овраги и скальные каньоны. День и ночь наш слух терзали звуки воды; она плескалась, булькала, неожиданно переливалась через края каменных чаш, устремляясь в низину, теперь уже далеко позади нас. Из глубоких ущелий вставали туманы, там журчали водопады; облака низко нависли над расщелинами, где катились быстрые потоки, издавая грохот, похожий на шум битвы.

Унылая монотонность обнаженных скал, резкий ветер и шум воды постоянно напоминали, что мы находимся на враждебной земле. Чем выше мы поднимались, тем страшнее нам становилось. Это не ветер вопил среди изглоданных скал; это был страх, простой и грубый. Ночью мы лежали и с содроганием прислушивались к завываниям ветра. К рассвету мы чувствовали себя совсем не отдохнувшими, а скорее вымотанными.

Дважды за день возвращались разведчики — один раз в полдень, а потом в сумерках. Вороны ходили в разведку по очереди, по двое, каждый день уходила новая пара. Однажды Гаранау и Эмир вернулись, когда мы решили остановиться на ночь под высоким нависающим утесом.

— За следующим поворотом есть место получше, — сообщил Эмир. — Это недалеко, там укрытие удобнее, если ночью пойдет дождь.

Мы еще не расседлали коней, поэтому не стали отказываться. Гаранау шел впереди и, когда мы прибыли, сказал:

— Вот, здесь будет удобнее. Это лучшее из того, что могут предложить эти голые кости.

Кинан переспросил, обведя рукой разрушенные скалы:

— Ты имеешь в виду эти обломки? Я уже несколько дней не видел ничего целого, все изломано.

Так мы и назвали эти горы — Tor Esgyrnau, Сломанные Кости. Кинан был прав; после того, как горы получили название, они стали казаться немножко менее пугающими. По крайней мере, мы стали смотреть на них с меньшим опасением.

— Это обычное дело, — сказал Тегид, когда я сказал ему об этом пару дней спустя. — Дервидди учат, что назвать — значит победить.

— Тогда займись делом, бард. Найди имя, с помощью которого можно победить Паладира. А я прокричу его с вершины самой высокой горы.

Позже, когда во тьме уже не видно стало окружающих вершин, я застал барда, вглядывающимся во мрак, поглотивший долину позади. Некоторое время я вместе с ним всматривался в темноту, а затем спросил:

— Ты что-нибудь видишь?

— Мне показалось, что я заметил какое-то движение на дороге, — ответил он, все еще всматриваясь назад.

— Где? — заинтересовался я. — Не видно же ничего. Давай я пошлю Воронов, пусть посмотрят.

Однако Тегид отказался.

— Не стоит. Сейчас уже ничего нет, если даже что-то и было. Возможно, какая-то тень.

Он ушел, а я остался, вглядываясь в сумерки, выискивая в темноте хоть какие-то признаки движения. Мы уже довольно высоко поднялись в горы и, хотя дни стали немного теплее, ночи оставались холодными, с заснеженных вершин дул порывистый ветер. Часто поутру на плащах выпадал иней, а дневная талая вода замерзала ночью, делая дорогу скользкой, пока солнце не прогревало камень.

На дрова мы рубили мечами перекрученные стволы можжевельника. Они горели с неприятным запахом, от них шел едкий маслянистый дым, но угли оставались горячими долго после того, как костер догорал.

Мы прошли перевал в первой цепи гор. Позади осталась тусклая земля; мрачная, безлесая, окутанная туманом пустошь, бесцветная и сырая. Вот уж чего не стоило жалеть! В последнее время, после того как Тегид поделился со мной опасениями, что за нами слежка, я часто оглядывался, и однажды даже сумел убедить себя, будто что-то видел, но что именно, сказать не мог. Просто мимолетное движение, то ли клочья тумана, то ли тень от облаков…

На высотах ветер завывал совсем уж противно, впиваясь в тела людей и лошадей ледяными когтями. Иногда удавалось защититься от него нагромождением камней или утесом, иногда дорога сужалась до ширины тропинки. Теперь уже все шли пешком, потому что лошадям ничего не стоило поскользнуться на коварной тропе.

Раз мы все равно шли пешком, на лошадей навьючили дрова, и на ходу они напоминали кучи валежника. Мне хотелось бы двигаться быстрее, но не получалось, хорошо еще, что оставалась дорога, без нее мы бы вообще не смогли подняться так высоко.

Однако мы шли, замерзая, дрожа на ветру, от которого не спасали плащи. Все похудели, и стали как-то тверже. Голод был нашим постоянным спутником. И дело тут было не в невозможности поесть досыта, а в отчаянном стремлении вернуться в Альбион и позволить его прекрасным холмам и долинам исцелить наши опустошенные сердца. Это была taithchwant, тоска по дому.

Но мой-то дом был так далеко, что до него не дойти. Да я и не хотел. Я скорее готов был отказаться от самой жизни, чем от любимой. Голова моего врага должна украсить мой пояс, прежде чем мы повернем к Друим Вран; моя жена снова должна стоять рядом, прежде чем я повернулся