Марица - Александра Европейцева
Прошло полгода. Полгода с того дня, как я решила остаться. Иногда мне казалось, что пролетело полжизни. Академия, работа у дена Эшара, бесконечные свитки, заклинания, этикет, политика… Спать хотелось всегда. Мечтала я только об одном — выспаться.
Но вместе с усталостью пришло и странное чувство обустроенности. У меня была своя комната во дворце — небольшая, но своя. Были друзья. Нарос и Паргус грызли гранит науки на курс выше, на боевом отделении. Мы иногда пересекались в столовой, обмениваясь истощёнными взглядами и горькими шутками про недосып. Гондера так и осталась у Хестала, став его правой рукой. Она писала редкие, сухие письма, полные медицинских терминов и скрытой заботы. «Не забудь поесть. Спи больше. Не умри». Типичная Гондера.
Майор Серан… теперь просто Серан, слава богам, ушёл в отставку. Его последнее письмо было полно счастливого безумия молодого отца, который не спит ночами, но «это лучшая служба в его жизни». На следующей неделе — первое представление сына. Я уже купила крошечные пинетки и твёрдо намерилась отложить все свитки и хоть на несколько часов забыть о магии, чтобы просто порадоваться за них. За Сервину, которая, как оказалось, в ярости от токсикоза, но безумно счастлива. И за Шалоса, который в каждом письме не может нарадоваться на свою «буйную серну», как он её теперь называл.
Вир всё ещё картографировал где-то на границах, но в последнем письме намекал на скорое возвращение и планы «начать своё дело, менее опасное для моей прекрасной внешности». Я улыбнулась, представляя его, вечно язвительного и неунывающего, с циркулем и картой в руках.
А Демитр… Демитр женился. На той самой леди Ладении, дочери графа. По приказу короля их направили в военный городок на самой границе с Иными землями. Ходили слухи, что это он сам выпросил это назначение — подальше от двора, от сплетен, от меня. Иногда, в редкие минуты тишины, я ловила себя на мысли о нём. О его тёплых руках, о поцелуе в макушку, о том, как его чешуя проступала на скулах, когда он злился. А потом я брала новый свиток и утыкалась в него носом. У нас с ним были разные дороги. Он выбрал долг. Я выбрала… себя. И сейчас, проходя по коридорам академии или дворца, я всё чаще чувствовала, что этот выбор был правильным.
Мои покои были небольшими, но уютными. На столе уже стоял поднос с тёплым чаем, булочками и тарелкой дымящегося рагу. Рядом — стопка новых писем. Я сбросила туфли с убитыми ногами, плюхнулась в кресло и закрыла глаза, вдыхая аппетитный запах.
Пятнадцать минут. Всего пятнадцать минут тишины, покоя и еды. А потом — снова в бой. На лекцию по высшей телепортации, которую я, кажется, уже ненавидела почти так же сильно, как графа Вендела.
Но пока я просто сидела. Ела. И старалась ни о чём не думать. Особенно о том, что через несколько часов мне снова предстоит видеть Истера. И что его забота, которая ещё полгода назад бесила меня до зубного скрежета, теперь почему-то грела сильнее, чем самый крепкий чай.
И пока я так сидела, доедая последнюю булочку и просматривая короткие видения в своей голове. Во дворце всегда нужно держать ухо в остро, где каждый второй придворный готов воткнуть тебе нож в спину или подставить подножку. В таких условиях мой дар развивался с такой стремительной скоростью, что становилось страшно.
А потом взяла в руки письма. Большинство — обычная дворцовая корреспонденция, приглашения на скучнейшие приёмы, счета от портных… Но одно письмо заставило мои пальцы замедлить ход. Конверт из грубой, чуть шершавой бумаги, знакомый почерк — угловатый, с сильным нажимом. Мас.
Я улыбнулась. Наш деревенский староста писал регулярно, подробно описывая все деревенские новости: кто женился, кто родился, чья корова отелилась, а чья сбежала в лес. Он неизменно просил прислать что-нибудь «столичное» — то новомодную пряжку для ремня, то семена для огорода, которые «у вас там, поди, на развале найдутся», то книжку с городскими сплетнями, которую он потом зачитывал вслух в трактире. Его письма пахли домом — дымом из печи, свежим хлебом и простой, незамысловатой жизнью, которой мне иногда так не хватало.
Я уже потянулась разорвать конверт, как мой взгляд упал на следующее письмо в стопке. И дыхание перехватило.
Бумага была дорогой, плотной, с едва заметным тиснением в виде дракона — гербом дома Янгов. Почерк был твёрдым, уверенным, но в некоторых буквах читалась торопливость, даже нервозность. Тот самый почерк, что когда-то выводил для меня разрешение на проход в штабе, а позже — короткие, скупые записки, которые я перечитывала до дыр.
Демитр.
Сердце ёкнуло, застучало где-то в горле. Я не ожидала. Не думала, что он вообще будет писать. После всего, что случилось, после его молчаливого отъезда… Я положила письмо Маса на стол и взяла в руки конверт от Демитра. Пальцы дрожали. Что он мог написать? Что-то важное? Или… или просто напомнить о себе?
Я долго смотрела на своё имя, выведенное его рукой. «Тэба Марица Лантерис». Без всяких титулов. Просто Марица. Я осторожно сломала печать.
"Марица.
Пишу тебе с самой границы Иных земель. Здесь ветер свистит так, будто хочет вырвать душу, а песок забивается в самые невообразимые щели. Даже в чай. Особенно в чай.
Сегодня с утра разбирали очередную стычку с мародёрами, какими-то оборванцами из племён, решившими, что после войны тут всё плохо лежит. Разогнали без особых проблем, но возни было на целый день. Теперь сижу в своей казённой конуре, отскребаю грязь с сапог и думаю о том, как же сильно я ненавижу песок.
Ладения… Моя супруга, — до сих пор странно это выговаривать, — переносит переезд стоически. Она, кажется, единственная здесь, кто сохраняет идеальную причёску даже в ураган. Иногда ловлю её взгляд на себе — оценивающий, холодноватый. Мы два чужих человека, исполняющих договор. Она — свой долг перед семьёй, я — перед отцом. Ничего более. По вечерам она играет на лютне, а я смотрю в карту и пытаюсь понять, куда тут можно проложить дорогу, чтобы хоть как-то сократить путь для обозов. Забавно, да? Генерал, мечтающий о дорогах, а не о битвах.
Получаю из столицы вести. Знаю, что ты осталась. Что ты при дворе. Что Истер… что кронпринц обеспечил тебе место. Не удивлён. Он многим обязан тебе. И не только как наследник — как