Ведовской дар. 1. Ведьма правды - Сьюзан Деннард

Наставница не изменилась за два года, прошедшие с тех пор, как Аэдуан покинул монастырь. Разве что лицо стало чуть более смуглым. И на нем отразилась усталость – монахиня выглядела так, словно не спала несколько дней. Даже недель. Но волосы ее были такими же серебристыми, как и всегда.

А выражение лица было таким же нежным и озабоченным, каким его помнил Аэдуан.

Это всегда возмущало его. Она никогда не имела права заботиться о нем – и уж точно не сейчас.

– Прошло так много времени, – сказала Эврейн своим гортанным голосом. – Ты вырос.

Аэдуан почувствовал, как сжимаются его зубы. Как дернулся глаз.

– Отойди в сторону.

– Ты знаешь, что я не могу этого сделать, Аэдуан.

Он обнажил меч. Шум волн внизу перекрыл едва слышный шепот:

– Я зарублю тебя.

– Будет непросто. – В руку Эврейн лег клинок. Она встала в оборонительную позицию. – Ты забыл, кто тебя обучал.

– А ты забыла о моей ведовской силе, монахиня Эврейн.

Он вытащил свой нож и повторил стойку женщины.

Она сделала выпад и взмахнула белым плащом. Но Аэдуан внимательно следил за ее рукой. В конце концов, именно Эврейн научила его тому, что ключ к любому бою на ножах – это контроль над рукой с ножом.

Монахиня вихрем пронеслась мимо. Он низко пригнулся, чтобы встретить ее.

Но в Аэдуана полетел не клинок. Это были ноги Эврейн – каблук сапога достал до шеи. А кинжал оказался у груди парня.

Он попятился назад, но не так быстро, как следовало бы. Точнее, достаточно быстро, если бы он сражался с кем-то другим.

Порыв ведовской силы, и он отлетел на десять шагов назад – слишком быстро и слишком далеко, чтобы Эврейн смогла его догнать. Но тут Аэдуан посмотрел вниз.

Монахиня достала его ножом. Четыре неглубоких пореза, которые его тело залечит, хочет он того или нет. Он тратил силы на безобидные поверхностные раны.

– Ты знаешь, что они такое, – крикнула Эврейн. Она уверенно направилась к Аэдуану. – Твой долг – защищать их.

Парень наблюдал за ней, не отрывая глаз.

– Ты про слухи? Могу поклясться, монахиня Эврейн, что они – не Кар-Авен. Они же обе из колдуний эфира.

– Это не имеет значения. – Монахиня улыбнулась – устрашающей улыбкой, в которой сочетались восторг и пьянящая жестокость. – Мы, должно быть, неправильно истолковали записи, и речь не шла о пустотниках. Я видела своими глазами, Аэдуан: эти девушки разбудили Исток Нубревнии.

Аэдуан атаковал, выхватив меч, но по какой-то причине не стал делать выпад так далеко, как следовало бы. Он не отклонился от курса в последнюю секунду и не стал метать ножи. Он просто выхватил меч, и, как парень и ожидал, Эврейн вильнула влево и легко парировала удар.

– Девочки нырнули к центру Колодца, – продолжала монахиня.

– Невозможно.

Аэдуан повернулся влево.

– Я своими глазами видела, как они это сделали. Я видела, как вырвалась сила и задрожала земля.

Она ткнула в парня ножами, а потом с размаху ударила его носком сапога в колено.

Носком, в котором оказалось лезвие.

Боль взорвалась в ноге Аэдуана, потекла кровь. Он сдержал стон и увернулся в сторону, пока его не настигли новые удары.

Эврейн пыталась измотать его. Небольшие раны будут отнимать много сил.

Но сейчас она тяжело дышала, чего бы точно не случилось два года назад. Она устала, и ей не одолеть Аэдуана. Даже этими быстрыми, неустанными атаками. Даже двигаясь такой легкой поступью.

– То, что ты видела, – сказал парень, отступая назад, – было тем, что ты хотела увидеть. Колодец никогда бы не позволил им добраться до центра.

– И все же он это сделал. – Эврейн взяла паузу, держа руки и клинки наготове и устремив ликующий взгляд на Аэдуана. – Эти девушки прикоснулись к Истоку, и он пробудился. И тогда его воды исцелили Изольду.

Изольда. Девушка-номатси, не имеющая запаха крови.

Она не могла быть частью Кар-Авена. Аэдуан отказывался в это верить. Она была слишком простой. Слишком черноволосой.

Что же касается ведьмы правды, если она действительно была второй половиной Кар-Авена, то отдать ее его отцу означало бы нарушить клятву ордену. Одна только мысль об этом разжигала в крови Аэдуана ярость. Он не хотел терять все из-за того, что монахиня Эврейн оказалась легковерной и отчаявшейся старухой.

Так что, набрав скорость, Аэдуан пустил в ход метательный нож.

Эврейн отбила его в воздухе и, воспользовавшись импульсом собственного вращения, кинула свой нож.

Аэдуан дернулся влево. Поймал оружие и отбросил его назад.

Но Эврейн уже балансировала на выступе, используя рельеф местности как преимущество. Она легко вскарабкалась по камням, отстегнула стилет – свое последнее оружие – и бросилась на Аэдуана.

Он кинулся вперед, перекатившись под монахиней. Потом поднялся на ноги, выхватил меч…

И тут же наткнулся на стилет Эврейн. Ее рука дрогнула. Ее маленький клинок никогда не сможет противостоять мечу; ее сила не сможет противостоять силе Аэдуана.

– Помни… кто ты, – прошептала она. Сталь меча Аэдуана приближалась к ней. Еще немного, и клинок пронзит шею. – Кар-Авен здесь, чтобы спасти нас. Помни о своем долге перед орденом.

Лезвие Аэдуана устремилось вниз. Вонзилось в шею монахини.

Но парень остановился в последнюю долю секунды. Кровь потекла по лезвию. Эврейн задыхалась, ее глаза стали огромными.

– Мы закончили, – сказал Аэдуан. Он отбросил меч. Брызнули капли крови. Они попали на лицо Эврейн и плащ Аэдуана.

Лицо монахини осунулось. На глазах Аэдуана она превратилась в усталую старуху.

Видеть это было выше его сил, поэтому, не говоря ни слова, он убрал меч в ножны и бросился вниз по тропе.

Но как только он свернул в лес – и гром прогремел куда ближе, чем должен был, – в спину Аэдуана ударила сталь. Скользнула по ребрам. Пронзила правое легкое.

Он узнал ее на ощупь. Метательный нож – тот самый, что он сам бросил в Эврейн всего несколько минут назад.

Было больно – не говоря уже о том, что кровь, бурлившая в горле, затрудняла дыхание. И все же Аэдуан не мог не улыбнуться: Эврейн была так же безжалостна, как и прежде. Хотя бы это не изменилось.

Глава 37

Похоже, это был самый глупый план из всех, которые только предлагала Изольда. И лучше бы контракт Мерика того стоил.

Осталось восемьдесят шагов. Изольда смотрела, как семнадцать моряков на полной скорости бегут к главной пристани Лейны. Еще двенадцать собрались у первого пирса, где стояло