Огненная царица - Мэй Линь
Она стояла, потупив голову, как маленькая девочка, и носком упрямо ковыряла землю, словно вознамерилась проделать дырку и добраться до антиподов. Она явно не хотела меня слушать. Я решил попытаться еще раз.
– Мэй Линь, ты не должна…
– Ты гонишь меня? – перебила она меня, и было в ее голосе столько детской обиды и разочарования, что я растерялся.
– Я не гоню… Но лисы будут мстить! Они не пощадят никого – ни твоего отца, ни У Цая, ни других даосов, ни деревню. Они истребят тут все и пойдут дальше.
Она молчала.
– Ну что ты? – Я коснулся руками ее лица и поднял вверх. Было темно, но в свете звезд я увидел, что глаза ее полны слез. – Мэй Линь…
Она всхлипнула и потом, не выдержав, зарыдала в голос, не думая о том, что кто-нибудь из деревни может нас услышать. Я прижал ее к себе, она спрятала голову у меня на груди и горько, горько плакала.
Я гладил ее по волосам и шептал ей:
– Ну, прости… Прости меня, пожалуйста… Я виноват… Делай что хочешь, только не плачь…
Эти слова произвели на Мэй Линь магическое действие. Она шмыгнула носом, кивнула, утерла слезы, поглядела на меня с благодарностью, снова схватила за руку и повлекла за собой. Я уже не сопротивлялся и послушно бежал за ней следом. Мы неслись с такой скоростью, с которой, наверное, я не бегал никогда. Дорогу нам озарял лишь слабый свет звезд.
Я смотрел только вперед, на Мэй Линь, и потому не видел, как высоко над нами, на выступающем над пропастью камне возникла фигура, похожая на огромную летучую мышь. Она молча провожала глазами две темных точки, пока они окончательно не затерялись среди деревьев…
22. В погоню
Достопочтенный Рахимбда был в ярости.
Мир рушился, рушилось установленное равновесие, рушился вековой порядок вещей! И все из-за глупой девчонки Мэй Линь, влюбившейся в заморского черта! Все было бы ничего, если бы не странное упрямство лис, которые втемяшили себе в голову, что именно этот иноземный дьявол нужен им во что бы то ни стало. Лично ему было все равно – дьяволом больше, дьяволом меньше, – но лисы, если можно так выразиться, уперлись рогом. Чтобы заполучить этого Гаошаня, они – неслыханное дело! – готовы были объявить даосам войну. Не действовали ни уговоры, ни посулы, ни даже запугивания. А уж запугивать достопочтенный Рахимбда умел как никто, тут ему не было равных. Даже даосские старейшины леденели под его взглядом. Но лисы во что бы то ни стало хотели заполучить этого русского.
И он, Рахимбда, сделал все, чтобы выполнить их желание и сохранить спокойствие и мир. Даосы выдали иностранного гостя. Он был уже практически в руках у лис, оставалось только следовать заведенному порядку. И в этот миг вмешалась девчонка! Как сказал другой заморский черт, Шашибия [32]: «О женщины, вам имя – вероломство!»
И в самом деле, какой мужчина решился бы на столь откровенное коварство, столь явное предательство? А если женщина влюблена, то ее не удержит ничто – ни чувство долга, ни зов крови, ни воспитание. «Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона!» – Пусицзин [33].
Может быть, кому-то эти строки и показались бы романтичными и исполненными глубокого смысла, но не достопочтенному Рахимбде. Всю жизнь свою вечно юный старец посвятил торжеству закона и порядка, борьбе с хаосом. И вот теперь все пошло прахом, одно неверное движение – и все здесь взорвется и обрушится в пустоту.
Да, достопочтенный Рахимбда был в ярости. Но его настроение не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывали лисы.
Когда утром Ли Тегуай, наставник Чжан, достопочтенный Рахимбда и хули-цзин по имени Юнвэй подошли к дому, где был заперт Гаошань, они увидели, что клетка пуста, а птичка упорхнула. Поначалу подумали, что это У Цай виноват, но спустя пару минут нашли его в кустах спеленутым с головы до ног и с кляпом во рту. Когда стало ясно, что иностранца выпустила Мэй Линь, Юнвэй взвыл и бросился на наставника Чжана. При других обстоятельствах достопочтенный Рахимбда с удовольствием посмотрел бы на такую схватку, хотя, признаться, на лиса бы ставить не стал – уж больно силен был даосский патриарх. Но сейчас дело было слишком серьезное. Ли Тегуай и Рахимбда оттащили Юнвэя в сторону.
Однако и сам наставник Чжан выглядел растерянно. Похоже, он был потрясен не меньше прочих. Рахимбда окинул Чжана опытным взором: нет, вряд ли он что-то знал. Следовательно, девчонка действовала на свой страх и риск. А значит, у лис не было повода развернуть полномасштабную войну.
Да только сами лисы думали по-другому.
Потребовалась вся искренность Ли Тегуая и все дипломатическое искусство Рахимбды, чтобы царица лис Хоху не то чтобы успокоилась, но хотя бы пришла в себя. При других обстоятельствах, конечно, Рахимбда крепко задумался бы, что за человек этот Гаошань и почему он так важен лисам. Но сейчас было не до того, сейчас важно было удержать лис и даосов от столкновения.
Переговоры закончились тем, что Хоху выдвинула новый ультиматум: в кратчайшие сроки отыскать беглеца и предать его в руки лис, а изменницу Мэй Линь, если та будет захвачена, примерно наказать. Когда ультиматум оглашался, Рахимбда опасался глядеть на даосского патриарха, опасаясь вспышки убийственного гнева, но, к его удивлению, наставник Чжан принял все условия спокойно. Более того, сказал, что он сам, лично отправится за беглецами в погоню и рано или поздно отыщет их.
– Не рано или поздно, а в кратчайшие сроки! – загремела Хоху.
Даже многоопытный Рахимбда еще не видел могущественную царицу лис в таком негодовании. О соблюдении ритуала-ли речи уже и не шло, надежда была только на то, что царица не бросится на Чжана прямо тут, чтобы вцепиться августейшими когтями в физиономию даоса.
Наставник Чжан, впрочем, смиренно снес все выкрики царицы. Единственное, что он попросил, – чтобы в помощь ему разрешили взять его воспитанника У Цая, поскольку он сам, ничтожный Чжан, стар и немощен и трудно ему
