Право на дом - Анна Щучкина

Город уже пал – это было очевидно с первого взгляда. Мысли о том, что защитники сражались до последнего, вызвали тонкую усмешку на моих губах. Сопротивление – красивое слово, но пустое. Сопротивление всегда заканчивается одинаково.

Позади меня раздалось шуршание – спрыгнув с огромного жука, моя жена подошла ближе. Ее белое шелковое платье развевалось на ветру, словно насмешка над царившим вокруг разрушением. Дагадар ловко скрывала все эмоции, кроме мрачного любопытства. За ней следовали две служанки, такие же безмолвные, как эта вымершая местность.

– Город погиб еще до нашего прихода, – произнесла Дагадар тихо, касаясь моего плеча. Это не было ни утешением, ни заявлением, а просто наблюдением о чем-то само собой разумеющемся.

Я не ответил. Слов не требовалось.

Закрыв глаза на секунду, я почувствовал холод, который ждал впереди. Магия пришла, как прилив. Связь с Милинафом оживала внутри. Я потянулся за его силой, и он дал ее мне, словно это был наш нерушимый договор. Крылья, расправленные высоко в небе, словно касались моего разума. Гнев и холодное неумолимое спокойствие смешивались, заползая глубже, пока все во мне не стало их продолжением.

Меч в моей руке запылал. Он дрожал от мощи, готовый к резне. Подняв его над головой, я произнес:

– Все кончено для тех, кто находится за этими стенами. Гер’оц’тир падет.

Драконы, парящие над нами, издали низкий рев. Армия за моей спиной замерла в предвкушении атаки. Воины устали, но их глаза горели жаждой победы. Люди верили не в меня, а в стоящего за мной Милинафа. Верили в нашу связь.

– В атаку! – выкрикнул я, и голос громом прокатился по холмам.

Мой дракон заревел, заставив землю содрогнуться. Он поднялся выше, распахнув крылья так широко, что казалось, он готов покрыть мир своей тенью. Зеленые драконы ринулись за ним.

Армия двинулась вперед, словно волна смерти. Хирры ползли вперед, грубо топча землю массивными лапами. Город, уже мертвый, принял мою армию, как последнюю судорогу перед неизбежным концом. Улицы окрасились багрянцем, когда мы ринулись через разрушенные врата, разрезая души одним взмахом меча.

С каждым убитым связь между мной и Милинафом становилась сильнее. Я чувствовал его магию, его гнев, его тягу к разрушению. Этот город пал не от мечей моих солдат или огня и крови, а потому, что так было решено.

В тот момент, когда я парил над городом, все казалось таким маленьким. Я видел, как дым поднимается к небу, словно отчаянная молитва. Но среди всей этой резни я слышал один звук – не крики войны, а плач Милинафа. Его голос доносился из самого сердца разрушенного города.

Я увидел принцессу Анису – растерянную беглянку с луком в руках, подумал, что должен поймать ее, но затем осознал: я не только охотился за ней. Я искал ту, кто могла бы спасти Милинафа от большей боли, – дитто белого дракона, истинную дочь этой земли.

И я отпустил ее, вместе с тем освободив себя. Милинаф не заслуживает страданий, и я не готов их причинять. В этот момент в моем сердце укрепилась прочная истина – благополучие Анисы важнее мести.

Над городом снова раздался рев драконов, и я, разрываясь между отвагой и сожалением, взглянул на растерзанный Гер’оц’тир. Его грехи растворялись в пустоте, откуда ни одно существо не вернется.

* * *

Тяжелое бархатное покрывало вечера опустилось на замок, поглощая последние лучи света. Казалось, даже звезды отвернулись от этого мира. Покои, куда я удалился, стали последним убежищем среди хаоса разрушения, охватившего замок и окружающие земли. Здесь царила давящая тишина, лишь подчеркивающая шум в моей голове.

Высокий сводчатый потолок терялся во мраке, словно безлунное небо. Свет массивных канделябров едва пробивался сквозь темноту, отбрасывая густые тени, которые наблюдали за мной из своих укрытий. Длинные ковры на полу, с их сложными узорами, притягивали взгляд, отвлекая от тягостных мыслей. У окна стоял дубовый стол, заваленный картами и пергаментами, испещренными пятнами чернил – следами бессонных ночей. Один свиток лежал на полу, символизируя провал моих планов.

Единственным источником тепла был камин, где мерно плясало пламя, отражаясь в недопитом бокале вина. Но огонь горел впустую: пожирая древесину, он не порождал тепла.

Здесь, в этом уединении, я позволял себе быть просто человеком, а не повелителем. Это место, лишенное свидетелей, вынуждало признать свои ошибки и грехи.

Я закрыл глаза, но передо мной возникли образы: окровавленные руки, крики, пылающий город… Я оперся о стол, чтобы устоять.

В этот момент скрипнула дверь. Запертая. И я сразу узнал шаги принцессы Дагадар.

Она вошла не одна. За ней следовал Ро, пугающе грациозный, будто исполняющий древний танец. Белые волосы струились по спине фарффла, напоминая светящийся водопад. Изящные уши и изогнутые рога выдавали происхождение Ро – существа, пережившего века. Простая черная одежда облегала худощавое тело. Бледные руки, покрытые едва заметными шрамами, были словно высечены из камня. В спокойном взгляде читалась знакомая боль.

А из-под локтя Ро выглядывала незнакомая девочка: маленькая, угловатая – пустынный цветок. Ее глаза, полные страха и надежды, сверкали, как капли росы, а белые пряди торчали из наскоро заплетенной косички.

– Эл, познакомься, – шепнул Ро, приобняв девочку за плечи, – это Винсент… Принц Винсент. Помнишь, я о нем рассказывал? Его не надо бояться.

Несколько раз моргнув, Эл сунула тряпичную куклу, которую сжимала в руке, под мышку, и сделала широкий шаг мне навстречу.

– Привет, Винсент, – произнесла девочка чуть слышно, будто всю жизнь разговаривала только шепотом. – Ро про тебя рассказывал. А что такое «принц»? Это твое прозвище?

Ро мельком взглянул на меня, будто извиняясь, и я вмиг понял все: их сходство с девочкой стало так очевидно… Сколько ей? Лет семь-восемь? Что она видела, кроме драконьего подземелья? Что слышала, кроме стонов и криков? Она даже не понимает значения слова «принц» – да и что это дало бы, кроме новых страданий?

Я мог протянуть Эл руку, но не посмел. И так же тихо ответил:

– Это мое проклятие.

Она снова моргнула, вероятно, догадываясь, что значит «проклятие». Но тут же, привстав на носочки, с интересом всмотрелась в карту на моем столе.

– Я тоже хотела бы прозвище. То есть другое имя. Чтобы звучало красиво. Не испуганно: «Эл» – как будто кто-то икает.

На лице Дагадар, обычно похожем на маску, вдруг появилась улыбка – искренняя и печальная. Подойдя ближе