Огненная царица - Мэй Линь
– Реакция? – удивился я. – Какая там реакция, я только моргнуть успел!
– Зато как быстро моргнул!
Мэй Линь на своем стуле зажала рот руками, чтобы не расхохотаться.
«Издевается!» – рассвирепел я и взял шест наизготовку. Дигуна два раза не нужно было просить. Спустя мгновение мы бросились друг на друга.
Вообще-то говоря, шестом я владею неплохо. Не так, конечно, хорошо, как рукопашным боем, но тоже неплохо. Во всяком случае, мне так казалось до сегодняшнего дня. Но Дигун показал мне, что я жестоко заблуждался на сей счет.
Мы сходились бессчетное количество раз, и всякий раз я оказывался поверженным на землю. Надо отдать должное Дигуну, он ни разу не ударил меня как следует, так, чтобы было больно, но легче от этого не стало. Мне стыдно было за себя перед Мэй Линь, я старался не смотреть в ее сторону.
Так меня роняли разными способами примерно с полчаса. Наконец, видимо, пожалев мое самолюбие, Дигун решил тренировку закончить.
– А ты ничего, – сказал он. – Признаться, я ожидал худшего.
– Куда уж хуже, – хмуро сказал я.
– Нет-нет, для смертного очень неплохо, – не согласился Дигун. Он доверительно склонился в мою сторону и сказал, понизив голос: – В тебе есть гунфу.
– Все мое гунфу – по земле валяться, – отвечал я, отряхиваясь от пыли. Я никак не мог успокоиться. Какой стыд, вот тебе и великий воин! Какой-нибудь японец на моем месте, наверное, пошел бы и покончил жизнь самоубийством…
Я покосился на Мэй Линь. Она перестала смеяться и теперь глядела на меня сочувственно. Черт с вами, не нужно мне вашего сочувствия, как-нибудь обойдусь – поди, не японец!
– Я забыла тебе сказать, у Дигуна есть прозвище Волшебный Шест, – несколько виновато произнесла Мэй Линь.
Я ничего не ответил: мне было все равно, какое у него прозвище, хоть Волшебный Веник, мне от этого не легче.
Но Мэй Линь не отставала.
– Знаешь ли, что означает это прозвище? – спросила она.
«Не знаю и знать не хочу!» – подумал я. Однако вслух сказать такое было нельзя, и я пробурчал:
– Что же оно значит?
– Оно значит, что Дигуну нет равных под небесами в искусстве владения шестом, – отвечала Мэй Линь.
– Слухи преувеличены, – сказал Дигун и неожиданно подмигнул мне. – А вообще говоря, есть смысл тобой заняться. Из тебя может выйти толк…
Я не знал, что мне делать: злиться или радоваться, однако, похоже, мое позорное поражение совершенно никого не удивило. Судя по всему, это предполагалось само собой разумеющимся. Сгоряча я хотел было предложить Дигуну матч-реванш, на этот раз в рукопашной, без волшебных даосских шестов и самодерущихся мечей, но, к счастью, быстро опомнился. Хорош бы я был, вызывая на бой карлика в два раза меня меньше. А если, не дай бог, и тут бы проиграл? Все же человек четыреста лет совершенствуется в боевом искусстве, вот у кого гунфу должно быть поистине необъятным…
Вскоре настала ночь. Луна была яркой и такой огромной, что казалась ненастоящей, как в театре. Мэй Линь заявила, что завтра мы поднимемся не позже пяти, поэтому пора уже ложиться спать.
Спать меня Дигун уложил в задней комнате. Принес постельное белье, сам, что было знаком особого уважения, расстелил его. После чего уселся тут же, на расстеленную постель и стал глядеть на меня пронзительным взглядом. Я, повинуясь какому-то безотчетному ощущению, молча сел рядом. Так мы сидели довольно долго, Дигун как будто к чему-то прислушивался. Наконец, когда я думал, что он просто заснул сидя и никогда не выйдет из комнаты, и уже подумывал о том, чтобы самому пойти поискать другую комнату для ночлега, Дигун поднял брови и заговорил.
– Скажи, давно ли ты знаком с Мэй Линь?
– Несколько дней, – отвечал я.
Дигун задумчиво кивнул.
– Значит, ты знаешь ее совсем мало. Тогда понятно…
– Что понятно? – рассердился я.
Эта вечная манера даосов говорить недомолвками могла вывести из себя даже статую нефритового Будды.
– Понятно, что ты не замечаешь за ней некоторых странностей.
Я вспомнил, что мне говорила Мэй Линь насчет странностей самого Дигуна, и по спине у меня побежали мурашки. Конечно, под рукой у Дигуна сейчас нет его волшебного шеста, но долго ли выхватить из широкого рукава нож? Быстрое, как удар молнии, движение – и одним великим воином станет меньше.
– Не бойся, – сказал Дигун, – я тебе не опасен.
Похоже, они все тут телепаты, эти даосы-оборотни-духи, один я вынужден всем верить на слово. Дигун понизил голос и наклонился ко мне.
– Опасны другие, – сказал он доверительно. – Но ты не беспокойся, я сумею тебя защитить.
С этими словами старый дух поднялся с кана и двинулся прочь.
А я остался в полном недоумении. От кого он хочет меня защитить? От Мэй Линь? Так ведь это Мэй Линь спасла меня от хули-цзин, пойдя наперекор всему, даже собственному отцу. И вот теперь я должен ее опасаться? Нет, старичок явно повредился в уме. Но что делать мне? Если я усну, а у него будет обострение, такой ведь и зарезать может. А лежать в чужом сыхэюане с перерезанным горлом в мои планы отнюдь не входило.
Я решил не спать всю ночь и посмотреть, чем дело кончится. Как только я об этом подумал, в голову мне пришла страшная мысль: а ведь Мэй Линь тоже может пострадать. Дигун-то считает ее странной, считает, что с ее стороны исходит опасность. Следовательно, куда он пойдет сейчас?
Меня пробил озноб. В одно мгновение я был на ногах. Ступая легко, чтобы не скрипнула половица, вышел из комнаты.
Спальня Мэй Линь находилась в другом конце дома. Было темно, но сквозь большие окна светила луна. Света было достаточно, чтобы озарить дорогу. По пути я на всякий случай прихватил садовые ножницы – какое-никакое, а оружие.
Спустя минуту я был уже у двери Мэй Линь. Сначала хотел тихонько постучаться, но потом подумал, что старик может быть уже внутри. Я затаил дыхание. Ни единого звука не доносилось из комнаты. Что, если я опоздал?!
Резким движением я распахнул дверь.
Внутри мирно горела свеча, на несмятой постели лежала открытая книга, но Мэй Линь в спальне не было. И никаких следов борьбы – тоже.
Я выскочил из комнаты, бросился по коридору, по пути открывая все двери, и вдруг увидел нечто такое, отчего замер, не в силах двинуться с места. В окно лился ровный свет огромной желтой луны, и в этом свете посреди двора парила в воздухе Мэй Линь.
Лицо ее было неподвижным, белым,
