Огненная царица - Мэй Линь
Иногда заходит медсестра, женщина лет тридцати, крашеная блондинка, в белом же, как и простыни, халате. Недовольно глядит на меня, говорит, что я себя плохо чувствую, что мне нельзя сидеть, что надо лечь. Повторяет это раз за разом, одними и теми же словами, как заевшая патефонная пластинка.
Лица ее я не могу разглядеть, но почему-то замечаю, что у нее облупившиеся ногти. И еще голос… глуховатый и какой-то надтреснутый.
– Надо лечь… нельзя сидеть… вы себя плохо чувствуете… – поскрипывает над ухом медсестра. Поскрипывает исправно, но на меня не смотрит. Что, в самом деле, на меня смотреть – на мне узоров нет и цветы не растут. Да, кажется, ей все равно, плохо я себя чувствую или уже окочурился, – она выполняет свою работу. Не хуже прочих, надо сказать, то есть пользы никакой, но и вреда особого нет.
– Вы себя плохо чувствуете… – по тридцать третьему разу заводит медсестра.
Интересно, откуда ей знать, как я себя чувствую, думаю я, но не спорю, а послушно ложусь. Однако стоит ей выйти, снова сажусь на кровати, простыни снова слепят глаза до мороза.
Сначала я старался делать все как положено, пытался лежать. Однако лежать я не мог, меня начинало клонить в сон, и в этом было что-то нездоровое, что-то опасное. Не в сон меня клонит, а в смерть, догадался я наконец, и если заснуть сейчас, то больше никогда не проснешься… Я гнал глупые мысли, но это было сильнее мыслей, это было чувство, глубокое и черное, как пропасть под ногами. Ноги мои уже висели над этой пропастью, взгляд утопал в ней…
Да, спать было нельзя, надо было вспомнить что-то очень важное, и вспомнить это надо было именно сейчас, не потом и не завтра.
Среди мутных и обрывочных мыслей вдруг всплыла одна ясная: это называется ретроградная амнезия, понял я. То, что со мной случилось. А я теперь – ретроградный амнезист. Глупость, чушь собачья, лезет в голову всякая ерунда, а главного вспомнить не могу.
А что главное? Что именно надо вспомнить? Может, начать с того, кто я такой? Хорошо, давайте так, если по-другому нельзя. Я – Александр Юрьевич Липинский, двадцать шесть лет, журналист, окончил ИСАА. Рост – метр восемьдесят пять, вес – семьдесят восемь килограмм, волосы русые, глаза карие.
Что дальше? Что дают мне эти карие глаза, будь они неладны?! Какое это имеет отношение к жизни и к тому, что мне надо вспомнить? Нет, все это запутывает дело еще больше. Не в имени дело, не в имени и образовании, не в росте и не в весе. И вообще ни в чем…
В очередной раз заглянула медсестра, стала говорить, что я плохо себя чувствую, что надо лечь, надо поспать. Я слушал этот унылый голос, слушал, и вдруг в голову мне пришла гениальная идея: зачем вспоминать самому, если можно спросить? Я и спросил:
– Почему я здесь?
Медсестра посмотрела на меня по-коровьи: смесь непонимания и покорности отразилась на ее белесом лице. Чистый ослик Иа-Иа, потерявший свой хвост.
– Почему вы здесь? – уныло повторила она следом за мной.
– Да, – кивнул я. – Почему я здесь?
– А вы что, хотите выписаться? – спросила она.
Я вздохнул. Кажется, не я один все забыл. Если так пойдет дальше, борьба со склерозом может перейти в эпическую стадию и даже захватить все планету.
Начнем по порядку. Итак, это, скорее всего, больница, но все-таки не мешает уточнить. Вот и уточним.
– Это больница?
– А что же это, по-вашему?
Нет, я ошибся в выражении ее лица. Ничего коровьего тут не было, напротив, что-то свинячье, свинское, туповатость пополам с наглостью.
Не люблю, когда на вопрос отвечают вопросом – такой разговор может не кончиться никогда… Так оно и бывает у нас в России – разговоры либо вообще ничем не кончаются, либо не кончаются ничем хорошим. Придется, видно, отвечать на свои вопросы самому…
– Значит, я болен? – предположил я вслух, как бы обращаясь к самому себе.
– А вы как думаете?
Я посмотрел по сторонам и понял, почему вокруг не было никаких предметов: доведенные до бешенства пациенты могли употребить их против больничного персонала. Но мне терпения не занимать. Допрашивать глупую медсестру – дело гораздо более легкое, чем столбовое стояние чжань-чжуан.
– Чем же я болен?
Она открыла было рот, чтобы ответить очередным вопросом, но запнулась. Единственный вопрос, который здесь подходил: «А вы как думаете?», но его она уже задавала. Такие люди, я заметил, больше всего боятся повториться, так их в школе научили: два одинаковых слова рядом не ставить, и я ловко это использовал.
Мое коварство, видно, разозлило медсестру не на шутку. Сбитая с ритма, она поглядела на меня сердито, но все-таки ответила:
– Вы не больны. У вас сотрясение мозгов.
Так и сказала, медицинский работник: сотрясение мозгов. Апофеоз профессионализма. Если так пойдет дальше, то скоро нам, больным, придется ставить диагноз самим себе. И самим же себя лечить.
Я замолчал. С такими людьми, как эта медсестра, человеческое поведение не годится, тут нужна особая тактика. Для достижения результата лучше всего вообще забыть об их существовании. Они начинают беспокоиться, и вот тогда из них можно что-то выудить.
Тактика моя сработала. Медсестра сначала хотела уйти, но, видя, что я молчу, засомневалась. Она взялась взбивать подушки на соседней, пустой кровати, искоса при этом на меня поглядывая.
Я по-прежнему молчал и не глядел на нее. Лицо сделал сосредоточенное, хоть это было нелегко – болела голова. Или, выражаясь медицинским языком, ныли сотрясенные мозги.
Наконец медсестра не выдержала.
– Что? – вызывающе спросила она.
Другой наверняка бы не выдержал и что-нибудь сказал на это, но я знал, главное – молчать, пусть хоть сто раз спросит.
– Вы хоть помните, чего вы здесь оказались?! – Медсестра перешла в наступление.
Вот это был уже добрый знак, можно двигаться дальше. Нет, я опять ничего не произнес, просто поднял голову и посмотрел на нее.
– Вы в аварию попали, – продолжила она, ободренная моим вниманием.
Попал в аварию. Я напрягся, пошарил мыслью в закоулках памяти – нет, определенно ничего не помню. Какая авария, где…
– Меня что, сбили? – Рано или поздно заговорить все равно бы пришлось.
– Какое сбили! Вы в машине ехали. Это у вас амнезия. В машине вы ехали, уважаемый…
