Мученик - Энтони Райан
— Моя внучатая племянница нашла этих двоих в пещере, где они прятались, в нескольких милях к северу, — сказала старуха, указав на вышедшую вперёд третью фигуру. Вчерашняя юная охотница напряжённо зыркнула на меня, и этот взгляд был скорее осторожным, чем сердитым. Если она и сказала своей тёте о том, что между нами случилось, та этого никак не выказала.
— Вижу, они тебе знакомы, — продолжала она. — Они враги?
Тогда я заметил, что позади захваченных лордов стоят пятеро каэритов и все с топорами. Две женщины и трое мужчин, все крепкие на вид, и оружие держали твёрдо, что говорило о долгой практике. Одежду они носили примерно такую же, как и юная охотница, но усиленную защитой из варёной кожи на запястьях и плечах. По цвету их лица были такими же разными, как и у остальных, но на них виднелось намного больше шрамов. Охотница, может, и не умела сражаться, а вот эти точно умели. И хотя я не чувствовал в них никакой видимой кровожадности, но не было и никаких колебаний в их крепких руках, при этом все они выжидающе смотрели на старуху.
«Я ничего вам не должен, милорд», подумал я, глядя прямо в ненавидящие глаза лорда Рулгарта. Я знал, что если бы замок Уолверн пал перед этим человеком, то не было бы никакой пощады ни мне, ни тем, кем я командовал. Удивительно, несмотря на то, что в жизни я часто излишне потворствовал мстительной злобе, но всё же не чувствовал её ни к этому человеку, ни к его племяннику. Конечно, Серые Волки проливали кровь невинных — простых погонщиков и возчиков убивали за провоз припасов армии Короны. Но можно ли смерть на войне на самом деле считать убийством?
— Они враги? — повторила старуха, нетерпеливо щёлкнув пальцами.
«Почему она считает, что обязана спрашивать?», недоумевал я, переводя взгляд с невезучих лордов на пожилую каэритку. «Почему бы просто не убить этих двух нарушителей и не покончить с этим?». Тогда ко мне пришло определённое понимание, которое должно было снизойти ещё в первую нашу встречу, вот только помешало моё плохое состояние.
— Сдаётся мне, — сказал я, поворачиваясь к ней лицом, — что я ещё так и не узнал вашего имени. И никого в этой деревне. Хотелось бы узнать его сейчас.
Она прищурилась, и её глаза, казалось, уже и так неестественно светившиеся, засияли ещё ярче.
— Тебя сюда не языком чесать позвали, Ишличен.
— Вот, — сказал я, тыкая в неё пальцем, — имя. Ваше прозвище для меня. Могу себе представить, что так вы называете весь мой народ. А ещё могу поспорить, оно далеко не одобрительное.
— Этот спор ты бы выиграл, — проскрежетала старуха. — Оно значит нечто малополезное или вовсе бесполезное. Никчёмная вещь, которую никак не выбросишь.
— И всё же не выбросили. — Я направился к ней, и от этого пятеро воинов с топорами напряглись, пока старуха не подняла руку, чтобы их успокоить. — Вы меня оставили, — тихо продолжал я, остановившись в шаге от неё и глядя в её обиженные прищуренные глаза. — И, кажется, я знаю, почему. — Наклонившись так, чтобы только она могла меня слышать, я зашептал: — Вы притворялись, что равнодушны к Доэнлишь. А на самом деле вы в ужасе от неё. И потому вы так же в ужасе и от меня. — Я замолчал, посмотрев на алундийцев. — А иначе зачем вам моё разрешение убить этих двоих? — Снова взглянув на неё, я увидел, что взгляд её твёрд, но губы поджаты, а один уголок рта подёргивается.
— Эти люди жизненно важны для планов Доэнлишь, — сказал я ей. — Для планов, до которых вам, по вашему утверждению, нет дела. Вы сохраните им жизнь, и вы скажете мне своё имя. Если я неправ, прикажите воинам зарубить нас всех здесь и сейчас.
Я точно знал, что она тщательно обдумывает мои слова, хотя, помимо прищуренных глаз и редкого подёргивания рта, она ничем этого не выказывала. Одно короткое слово, и наше надоедливое вторжение будет окончено. Но такой старый человек наверняка знает неудобную правду о том, что у всех действий бывают последствия, и некоторые намного серьёзнее прочих.
— Улла, — сухим и безжизненным, как пустыня, голосом проговорила она. — Меня зовут Улла.
— Элвин Писарь. — Я поклонился. — К вашим услугам. — Я выпрямился и указал на пленников. — Позвольте вам представить лордов Мерика Альбрисенда и Рулгарта Колсара, до недавнего времени из герцогства Алундия. Эти замечательные благородные люди оказались сейчас без дома и, я уверен, будут очень благодарны вам за ваше гостеприимство.
Улыбка соскользнула с моих губ, и я тоже сердито уставился на неё, добавив твёрдости в голос:
— Нам потребуется дом. Заебали коровы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Как я понял, дом, который нам предоставили, раньше был жилищем недавно умершего старика. Он уютно расположился во всём своём косом, покрытом мхом великолепии у старого, шишковатого ствола тиса, который вширь, казалось, был больше, чем в высоту. Дерево и дом предсказуемо располагались на удалении от остальной деревни, зато удачно близко от быстроводного ручья. Отодвинув полусгнившую дверь без петель, я оказался посреди затхлого аромата, множества паутин и незначительного количества мелких бывших обитателей, судя по их дружному паническому бегству.
— Всё равно это лучше, чем коровник, — сказал я лорду Мерику, когда мы затащили его почти бессознательного дядю внутрь. Заметив останки кровати в центре тёмного помещения, мы переместили обмякшее тело аристократа на матрас из сложенных мешков и шкур, подняв при этом клубы пыли. Рулгарт пробовал слабо протестовать, бубня слова без особого смысла, кроме одного, вызвавшего на ум изобилие нежеланных образов:
— Селина…
— Жар. — Я добавил в голос грубых ноток, прижимая руку ко лбу Рулгарта. — И давно он так?
Лорд Мерик ответил не сразу, а таращился на меня пустыми глазами, такими измождёнными, что выказывали только лёгкую озадаченность.
— Почему вы спасли нас? — спросил он, и его голос был таким же пустым, как и выражение его лица.
— Я подумал, что от вас будет польза. — Это была наглая ложь, поскольку я от этих двоих не ожидал ничего, кроме горя. Но этот юный полуголодный аристократ счёл бы правду попыткой обмануть его. — Как давно? — подсказал я ему.
— Уже прошло несколько дней, —
