Князь Целитель 2 - Сергей Измайлов

— Тьфу, нашёл, о чём печалиться, — махнул он рукой. — Сейчас мы тебе всё быстро организуем. Кажется, уже подъезжаем.

Уж не знаю, как он определил, где мы находимся, сидя в закупоренном наглухо броневике, но мы и, правда, через минуту сбавили ход, а ещё через одну остановились. Пообещавший мне помочь боец сопроводил меня до шатра с амуницией, которую охраняли двое часовых, сказал что-то на ушко и нас впустили, оглядевшись по сторонам.

Я максимально быстро переоделся в своё и оставил выданное. Боец на столе оставил какую-то записку для прапорщика и проводил меня обратно к машинам.

Отряд к этому моменту разбрёлся по палаткам на отдых, возле машины стоял один майор, который и поручил водителю того самого броневика доставить меня «туда, где взял», то есть в госпиталь. Призрачный шанс хоть немного поспать начинал обретать очертания и становиться вполне осязаемым.

Машина остановилась возле госпиталя, я буквально вывалился наружу, ноги еле шли. Войдя в холл приёмного отделения, я попрощался с возможностью вздремнуть окончательно и бесповоротно, здесь кипела работа. И кипел её Олег Валерьевич один, в гордом одиночестве. Не оставлю же я его здесь с дюжиной пострадавших.

— Сейчас приду, — сказал я и почти бегом направился в ординаторскую, чтобы оставить вещи и накинуть халат.

Когда вернулся в приёмное, Олег Валерьевич был уже не один. Рядом с ним отрабатывал новые техники лечения Герасимов.

— Ты чего, Вань? — поинтересовался Анатолий Фёдорович, не прекращая процесса лечения сразу двух пациентов. — Иди отдохни, ты же всю ночь не спал, бледнее халата уже.

— А я думал, он тут один, — пробормотал я, кивнув на коллегу.

— Что теперь, в туалет, что ли, нельзя сходить? — хохотнул Герасимов. — Спи иди, потом поговорим.

Два бойца поднялись, когда Герасимов закончил, а тот перешёл к следующим. Тогда я и, правда, могу позволить себе вздремнуть. Я доплёлся до дивана и рухнул, в чём был, доспехи мне заснуть не помешали.

* * *

Проснулся я от того, что меня трясли за плечо, а потом ещё и крикнули прямо в ухо:

— Студент, на завтрак! — голос Герасимова впился прямо в мозг. В этот момент я готов был насадить его на протазан, даже рука невольно потянулась в поисках оружия. — Хочешь пощупать мои коленки? Боюсь, что я не в твоём вкусе!

После этой фразы ординаторы заржали, а я окончательно проснулся и открыл глаза. Попытавшись встать, я понял, что сразу сделать это не получится — всё тело затекло, как отсиженная нога. Подниматься пришлось, не торопясь и наслаждаясь тысячами иголок в каждом сантиметре своего тела.

На столе стояла каша, бутерброды с маслом и чай. Все уже весело махали ложками, а я решил для начала умыться. Только сейчас дошло, сколько я проспал, ведь кашу раньше девяти редко приносят. На часах без десяти, значит, сегодня пораньше.

— А чего вы меня раньше не разбудили? — спросил я, усаживаясь за стол.

— Я пытался, — честно признался Василий Анатольевич, поглядывая на меня искоса. — Но ты издал какой-то странный боевой клич и потянулся ко мне. Тогда я отказался от этой затеи.

— Вась, ну я же тебя просил студента не трогать! — высказал ему Герасимов. — Зачем ты к нему полез?

— Так поступление же было большое полвосьмого, — попытался оправдаться ординатор.

— Боялся, что без него не справишься или чисто из вредности? — спросил Герасимов.

Того оба варианта ответа не устраивали, поэтому он молча сопел и усиленно поедал кашу, словно его неделю в голоде держали. Я усмехнулся и с повышенным энтузиазмом тоже принялся употреблять сей бесхитростный энергетический ресурс.

— Ну рассказывай давай, как повеселились этой ночью? — сказал Герасимов, откинувшись на спинку стула, когда я доедал бутерброд, запивая чаем. — Бары, танцы, девочки?

— Не, только танцы, — усмехнулся я, потом пересказал главные события этой нескучной ночи.

Не думаю, что это является военной тайной и среди нас есть шпион, который всё потом расскажет Аномалии лично. Тем более никаких подписок о неразглашении с меня не брали.

— Молодец, не растерялся, — довольно кивнул Герасимов, когда я рассказывал, как лечил дыру в грудной клетке. — Всё как надо сделал. Перейти к ним на работу не предлагали?

— Предлагали, — улыбнулся я. — У них там хроническая нехватка кадров?

— А когда там было по-другому? — развёл руками Герасимов. — Нашего брата в армии всегда не хватало, а как Аномалия начала разрастаться, так тем более. Все же хотят быть великими воинами, а когда им некому дыру на заднице залатать, так сразу к нам бегут, сразу беспомощные. Вот такое вот двоякое отношение.

— Те ребята, с которыми я сегодня ездил на задание, и с дырой в заднице воевать будут и без ноги, — сказал я, вспоминая, как раненые бойцы продолжали уничтожать монстров, не давая им приблизиться.

— Ну, эти-то понятно, — сказал Анатолий Фёдорович, махнув рукой. — Это крепкие орешки. Я тебе про графьёф да князьёв говорю, которые ходят по полю да молнии веером во все стороны пуляют. А потом какой-нибудь Шипастый червь в задницу укусит, и всё, они беспомощные, верещат на всё поле, как малые дети, хоть соску предлагай. А ведь еще смеют пренебрежительно относиться к нашему брату из-за того, что у нас нет ничего боевого.

Слушая это, я украдкой улыбнулся. Он ведь понятия не имеет, что я из такого княжеского рода и отец меня видел именно таким воителем, раскидывающим веер молний в полчища врагов. А я вот подался в целители, но в итоге являюсь и тем и другим, просто пока что четвёртый круг. Но это поправимо, какие мои годы. Главное, как сказал тот боец, не дать себя сожрать.

Пока мы завтракали и беседовали, вдалеке, не переставая, пели пулемёты и грохотали взрывы. На этот раз всё происходило немного восточнее, скорее всего, с участием новоприбывших подразделений.

— Наверное, сейчас привезут, — сказал Олег Валерьевич, ставя пустую кружку на стол.

— А, по-моему, уже везут, — кивнул Анатолий Фёдорович. — Кажется, я уже слышу сирены. Бери каравай, пошли встречать.

Мы поднялись из-за стола. Олег Валерьевич и, правда, прихватил несколько кусков хлеба, но не для встречи раненых, он отдал хлеб сидевшей недалеко от крыльца собаке. Та его даже нюхать не стала, а продолжала смотреть на входную дверь, жалобно поскуливая.

—