Слеза Иштар - Lark A. Bratenska
И в этот момент Тим завершил акт создания – он отпустил контроль. Слеза больше не принадлежала ему, не принадлежала никому. Она стала частью самой ткани реальности, позволяя каждому существу выбирать между порядком и хаосом, между творением и разрушением, оставаясь при этом частью единого целого.
Клокхолл расцвёл вокруг них садом миров, каждый из которых был открыт для тех, кто готов был принять его дары и его испытания. Врата между реальностями больше не нуждались в Хранителе – они были открыты для всех, кто осмелится пройти.
А Тим, стоя в центре этого космического расцвета, наконец понял: его роль была не в том, чтобы управлять, а в том, чтобы освободить. Не в том, чтобы создавать миры, а в том, чтобы позволить им создавать себя.
Он посмотрел на своих друзей – Вульфа и Ишу, держащихся за руки; Орисс и Эхо, всё ещё соединённых, но отдельных; мсье Ренара, изменившегося, но не потерявшего себя; Часовщика и Аритмикса, медленно сливающихся обратно в единое существо, которым они когда-то были.
– Мы свободны, – прошептал он, и в этих словах была вся радость и вся печаль творения.
Глава 16: Новое равновесие
Первое, что почувствовал Тим, очнувшись после трансформации, – тишину.
Не мёртвую пустоту, а живую, дышащую тишину, полную возможностей. Воздух пах совершенно по-новому: к привычным запахам машинного масла и металла примешивались ароматы цветущих садов и свежего дождя. Под ногами мостовая была тёплой, словно нагретой солнцем, от неё исходила лёгкая вибрация – не механическая, а органическая, как пульс живого сердца.
Он медленно поднялся, чувствуя, как каждая клетка его тела откликается на изменения в окружающем мире. Кожа покалывала от новых энергий, а в груди, там, где раньше пульсировала Грань Баланса, теперь было ощущение лёгкости и завершённости. На губах остался сладковатый привкус, словно он только что пробовал нектар богов.
– Боги… – изумлённо прошептала Орисс.
Клокхолл изменился до неузнаваемости.
Башни по-прежнему тянулись к небу, но теперь их металлические стены покрывали переливающиеся узоры, которые менялись на глазах, рассказывая истории всех миров, созданных Тимом. Гигантские шестерни в центре города продолжали вращаться, но между их зубцами росли кристаллические цветы, а сквозь механизмы текли ручейки света всех оттенков радуги. Запах от этих световых потоков напоминал озон после грозы, смешанный с ароматом весенних цветов.
Воздух наполнился не тиканьем часов, а мелодией. Каждый механизм города пел свою партию в огромной симфонии баланса. Звук был осязаемым, он касался кожи лёгкими вибрациями, заставляя волосы на руках вставать дыбом от статического электричества. Тим закрыл глаза и позволил музыке проникнуть в него – она пахла медью и серебром, а на языке оставляла привкус мёда и звёздного света.
Эхо рядом с ним тихо всхлипнула, слёзы, катящиеся по её серебристым щекам, переливались всеми цветами радуги:
– Это так красиво… Я никогда не думала, что смогу плакать от радости собственными слезами, а не отражёнными.
Орисс обняла её за плечи, без напряжения или неловкости прошлых дней:
– Ты всегда была способна на это. Просто нужно было время, чтобы поверить в себя.
В центре площади, там, где раньше стояла статуя Часовщика, теперь струился столп переплетённого света. Он пульсировал в ритме, который Тим узнал – это было сердцебиение самого Клокхолла, но теперь спокойное, размеренное. Из столпа одновременно исходили два голоса – скрипучий баритон и звенящий смех, но они больше не противоречили друг другу, а сплетались в сложную, но гармоничную мелодию.
– Мы помним все наши споры, – говорил голос, в нём звучали нотки и Часовщика, и Аритмикса. – Каждый крик. Каждое обвинение. Мы думали, что ненавидим друг друга. – Пауза. – Оказалось, мы просто скучали.
Тим подошёл ближе к столпу света, чувствуя, как воздух вокруг него становится гуще, насыщенный энергией воссоединённой сущности. Она пахла озоном от молний, смешанным с ароматом старых книг и свежих красок. Когда он вдыхал, на языке появлялся привкус мёда и металла одновременно.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил художник. – После… воссоединения?
– Целостно, – ответила объединённая сущность, свет пульсировал в такт словам. – Впервые за столетия – целостно. Мы больше не боремся друг с другом. Мы танцуем. Порядок направляет хаос, хаос вдохновляет порядок. Это не компромисс – это симбиоз.
Свет от столпа стал теплее. Тим почувствовал, как лицо нагревается от этого сияния. В воздухе появились новые оттенки запахов – ваниль и корица, смешанные с запахом горячего металла.
– А что с твоими воспоминаниями? – спросила Орисс. – Ты помнишь время до разделения?
– Теперь помним, – голос стал мягче, почти нежным. – Мы были хранителем равновесия, когда Слеза Иштар только коснулась этого места. Мы наблюдали, как рождается первый мир юного художника. Но сила была так велика, что разорвала нас надвое. Каждая половина думала, что другая – враг, не понимая, что мы скучаем друг по другу…
Орисс и Эхо стояли рядом, держась за руки, но их облики оставались отчётливо различимыми. Серебристая кожа Эхо больше не мерцала безостановочно, теперь она отражала только то, что сама выбирала. А глаза Орисс светились не только внутренним светом её дара, но и простым человеческим теплом.
– А что с вами? – спросил Тим. – Не хотите тоже объединиться?
Эхо покачала головой, движение было полностью её собственным. Тим заметил, как изменилась её манера двигаться – без былой неуверенности и постоянного копирования чужих жестов:
– Я боялась, что если не стану тобой, то останусь никем, – тихо сказала Эхо. – Но…
– Но ты уже кто-то, – закончила Орисс. – Всегда была.
Орисс тепло улыбнулась:
– Я вижу истину, сестра воплощает её. Это идеальное партнёрство, которое не требует потери индивидуальности. Мы дополняем друг друга, но остаёмся собой.
Она сжала руку Эхо, между их пальцами проскочила искра – не электрическая, а что-то более глубокое, связь душ, которые наконец поняли своё место в мире.
На вкус воздух в новом Клокхолле усложнился – то сладкий, как мёд, то с лёгкой горчинкой металла, то солёный от морского бриза, который откуда-то доносился, хотя моря рядом не было. Каждый район города теперь имел свой собственный климат, свою атмосферу. Тим слышал, как где-то вдали плещется вода – наверное, в одном из кварталов появилось озеро или река.
Звуки города изменились кардинально. Вместо монотонного тиканья теперь звучала сложная полифония – детский смех смешивался с пением птиц, плеск воды
