Притворюсь твоей сестрой - Анна Сергеевна Одувалова

Шкаф скрипит, когда открываю его. Внутри висят платья с пышными рукавами и бантами, будто застывшие в прошлом. Вытаскиваю майку с потёртым логотипом. Ткань жёсткая и пахнет пылью.

Меня прерывает стук в дверь.

– Войдите, – без особой радости отзываюсь я.

Горничная стоит на пороге, заслонив свет из коридора. Её седые волосы собраны в тугой пучок, фартук безупречно отглажен, а в глазах теплая, подкупающая улыбка. Перебираю в голове имена и понимаю, что, скорее всего, это Иринт.

– Птичка моя! – Голос женщины дрожит. – Совсем худышка стала!

От её слов теплеет внутри, и я нерешительно улыбаюсь в ответ.

– Мирс велела подготовить для тебя комнату у зимнего сада, – продолжает она, поправляя складки на покрывале. – Там светлее, да и вид лучше…

– Хочу остаться здесь, если можно…– перебиваю решительно.

Она понимающе кивает и говорит.

– Хорошо, золотце. Я поговорю об этом с твоей мамой, думаю, она не будет против. Но постель перестелю, а старые вещи уберу.

Пока она возится с простынями, я замечаю, как часто она на меня поглядывает – словно боится, что я рассыплюсь в прах.

– А еще я хотела принять душ, но… – начинаю, но она уже спешит к двери:

– Конечно, моя золотая. Сейчас принесу полотенца и халат! И гель с лавандой – ты его раньше любила. Как я раньше об этом не подумала.

Её шаги затихают. Из коридора доносится смех Джоника и звон бокалов. Чьи-то резкие слова: «…доказательства…», «…обман…».

Я знала, что так будет. Переживу. Пара тестов – и они успокоятся.

Иринт возвращается со стопкой полотенец и халатом.

– Всё готово, – говорит она, избегая смотреть на дневник, валяющийся у кровати. – Если что нужно, ты знаешь, как меня позвать.

– Нужно, – смелею я. – Можно что-нибудь перекусить?

– Конечно, иди купайся, а я пока все приготовлю.

Иринт уходит, а я стаскиваю с себя неудобное платье.

Дверь ванной комнаты бесшумно закрывается на магнитный замок. Под ногами мраморная плитка цвета морской пены, подогретая до температуры тела. Включаю воду – золотые смесители изливают струи в овальную чашу из чёрного оникса. Добавляю каплю масла из хрустального флакона с этикеткой «Жасмин и гималайский кедр». Пена поднимается пушистыми облаками, пахнущими как летний сад после дождя.

Погружаюсь в воду, и музыка включается сама – виолончель и фортепиано, звучащие из невидимых динамиков в стенах. Температура идеальная: горячая, но не обжигающая. Закрываю глаза, чувствуя, как усталость растворяется в ароматном паре.

Через пятнадцать минут начинает клонить в сон, и я выбираюсь из ароматной, успокаивающей пены.

Вытираюсь полотенцем из монароканского хлопка – мягким, как лепестки пионов. Подхожу к обрамлённому золотой рамой зеркалу во всю стену.. Пар оседает, открывая отражение: бледная кожа с синевой под глазами, мокрые ресницы, слипшиеся в паучьи лапки. Волосы, обычно льняные, теперь темно-песочные от воды, вьются непослушными прядями.

Мне нужно периодически видеть свое отражение, чтобы помнить, ради чего все это.

– У меня всё получится, – шепчу я отражению, поправляя прядь за ухом. – Я смогу.

Глава 2

После душа, я сразу же падаю на кровать. Матрас подстраивается под изгибы тела, а подушки пахнут свежестью. Щелкаю пальцами, и светильники в форме лотосов приглушают свет до мягкого золотистого сияния, повинуясь магическому импульсу. За окном, затянутым бархатными шторами, поют цикады, а в приоткрытую форточку тянет ароматом жасмина.

Стук в дверь слышу где-то на краю сознания. Натягиваю одеяло до подбородка, притворяясь спящей. Дверь открывается, и по паркету осторожно цокают каблуки.

– Спишь? – Шёпот матери раздается над ухом.

Её пальцы осторожно отодвигают прядь волос с моего лба. Запах её духов смешивается с уличным ароматом жасмина. Рука замирает, едва коснувшись моей головы. Мама словно боится меня разбудить или опасается, что я растворюсь, как морок. Но этого не произойдет. Не знаю, к лучшему ли.

– Прости, – шепчет она так тихо, что едва получается расслышать. Пальцы замирают, а затем начинают гладить волосы, словно я ребенок.

Сон накрывает волной, унося в темноту, где нет ни лжи, ни предательства, ни тайн.

Утро начинается с шелеста штор. Иринт в свежем фартуке с вышитыми инициалами семьи, распахивает окно. Солнечный свет заливает комнату, подсвечивая пылинки в воздухе.

– Вставай, солнышко! – Её голос слишком звонкий для раннего утра. – Смотри, как сегодня ясно! Для Горскейра такая редкость.

Я тянусь, запутавшись в шелковом одеяле и пытаясь осознать, кто я, где я и как себя вести, а Иринт продолжает болтать.

– Через полтора часа в розовой гостиной завтрак. – Горничная поправляет свежие, только что принесенные розы в вазе на комоде. – Мирс Ролана приказала принести наряды на примерку позже. Временное решение, пока не подберут полноценный гардероб, но на семейном завтраке в халате ты же появиться не можешь, поэтому через полчаса приедут консультанты. Полноценная примерка будет позже, как ты освоишься и решите все формальности.

Под формальностями, как я понимаю, Иринт имеет в виду установление родства. Что же, к этому я была готова

Иринт уходит, а я отправляюсь умываться.

Когда выхожу из ванной, волосы всё ещё мокрые и оставляют влажные пятна на хлопковом белоснежном халате. Воздух в спальне пахнет свежемолотым кофе – аромат перебивает даже запах жасмина с улицы. На журнальном столике из матового стекла стоит серебряный поднос: чашка с густым чёрным кофе, две печеньки в форме полумесяцев, посыпанные корицей. Подхватываю поднос и пристраиваюсь на широком подоконнике, обитом мягким бархатным сиденьем. Холодок от мраморного края пробирает сквозь тонкую ткань халата.

Мои окна выходят во внутренний двор. Прямо подо мной достаточно большой бассейн. И даже в этот ранний час он не пустует.

Вода вспыхивает бликами, отражая солнце, которое только поднимается над кирпичными стенами особняка. Парень в чёрных плавках рассекает воду мощными гребками, поднимая фонтан брызг. На секунду замираю, приняв его за Элая – такие же широкие плечи, резкие движения. Но когда он выныривает, чтобы перевести дух, свет выхватывает медно-рыжие пряди.

Не он.

Парень сбрасывает воду с лица ладонью, и я успеваю разглядеть черные брови на смуглом лице. Не знаю его, или не узнаю. Это странно, все обитатели дома и друзья семьи мне знакомы.

Грохот! Сверху с вышки для прыжков, в воду врезается вторая фигура. Всплеск накрывает рыжего волной, и он с недовольным жестом отплывает к бортику. Новый пловец выныривает, откидывая мокрые каштановые волосы. А вот теперь, точно, Элай.

Он плывёт брассом, будто хочет проломить дно бассейна. Мускулы на спине напрягаются с каждым гребком, словно он гонится за кем-то невидимым.