Последний вольный - Виктор Волох
Сергей поклонился ей с безупречной светской грацией.
— Честь имею. — Он выпрямился, и улыбка стала чуть холоднее. — Максим, если дама позволит, мне нужно украсть тебя на пару слов. Тет-а-тет. Борис, будь добр, развлеки сударыню.
Мужчина, тенью стоявший за спиной Сергея, шагнул вперед. Типичный чинуша из аппарата: серый костюм, серое лицо, глаза-буравчики.
— Прошу прощения, — сказал я Лесе. — Я скоро вернусь. Никуда не уходи.
— Всё в порядке, — сказала она и улыбнулась Сергею загадочной улыбкой, которой я её учил. — Приятно познакомиться.
Сергей снова поклонился, развернулся на каблуках и двинулся сквозь толпу. Я пошел следом. За спиной я слышал, как Борис начал что-то бубнить про архитектуру зала.
— «Скоро вернусь»? — пробормотал Сергей, не оборачиваясь, когда мы отошли достаточно далеко. — Ты так и не научился не давать обещаний, которые не можешь сдержать, Макс.
— Не будь таким самоуверенным.
Люди расступались перед Сергеем, провожая нас взглядами. Сергей был здесь фигурой, я — темной лошадкой в слишком хорошем костюме.
— Я согласился только послушать, Сережа.
— Думаешь, выторгуешь условия получше?
Я лениво усмехнулся.
— О, ты удивишься, сколько народу нынче интересуется вашим каменным истуканом. Конкуренция на рынке бешеная.
Сергей резко глянул на меня через плечо, его лицо дернулось, но он промолчал.
Мы миновали толпу у столов с икрой, где сновали слуги в белых ливреях и непроницаемых масках (чтобы не подслушивали), и поднялись по винтовой лестнице на галерею "второго" яруса.
Здесь было тише. Музыка и гул голосов остались внизу, приглушенные магией и расстоянием. Коридор был пуст, стены обшиты дубовыми панелями. Слева через арочные окна открывался вид на главный зал — муравейник в золоте и шелке.
Коридор упирался в массивную дверь. Приемная.
Мы вошли. Я сразу же просканировал пространство, проверяя фигуры, ждавшие внутри.
Перед массивными створками внутренней двери, преграждая путь, застыли два истукана.
Это были не люди и не звери. Это были Волоты — гиганты из забытых легенд, выкованные из черненого серебра и золота. Ростом они были сажени в полторы, плечи шириной с дверной проем. Их тела напоминали древние латы, сросшиеся с плотью, а лица были скрыты глухими личинами, стилизованными под лики языческих идолов, безэмоциональные, жестокие маски с прорезями для глаз.
В четырехпалых металлических ручищах они сжимали огромные секиры-бердыши, лезвия которых гудели от напряжения, а за спинами угадывались контуры каких-то сложных механизмов, напоминающих свернутые крылья или орудийные стволы. Их головы медленно повернулись в нашу сторону, и в глазницах вспыхнул холодный, граненый свет топазов.
Присутствие этих стражей означало одно: за дверью сидит Боярин Совета. Сергей не шутил.
— Сергей Воронцов, — бросил мой спутник, даже не замедляя шага. Он небрежно махнул рукой в мою сторону. — Он со мной.
Сергей подошел к двери и остановился, оглянувшись на меня с легким раздражением.
— Шевелись, Максим. У нас мало времени.
Глава 9
Серебряные Волоты не сдвинулись ни на дюйм, но их топазовые глаза следили за каждым моим движением, непроницаемые и мертвые. Сергей стоял в тени их огромных тел с небрежностью хозяина. Я знал, что он рисуется, и понимал, что мне ничего не грозит, пока я с ним. Но я слишком долго выживал благодаря паранойе, чтобы чувствовать себя уютно, проходя под этими занесенными секирами.
От одной мысли, что эта гора зачарованного металла может ожить и превратить меня в фарш, по спине пробежал мороз.
Я глубоко вдохнул и шагнул вперед. Один из идолов чуть склонил голову, провожая меня взглядом. Не видел стыков в его броне; он выглядел как монолит, вырезанный из единого куска руды.
Скользнул взглядом по его будущему. Там не было развилок, не было выбора. Сплошная, прямая линия. Волоты — это куклы без воли, запрограммированные на абсолютное подчинение Совету. Ходили слухи, что их невозможно уничтожить, только расплавить. Я никогда не видел, чтобы этот слух проверяли на практике, и не горел желанием стать испытателем.
Сергей толкнул тяжелую створку, и мы вошли.
Комната внутри была погружена в полумрак. Высокие сводчатые потолки терялись в тени, а пространство было заставлено дюжиной тяжелых кресел, обитых бархатом. Вся левая стена представляла собой гигантское окно — прозрачную панель, выходящую прямо в Золотой зал.
Внизу кипела жизнь: кружились пары, сверкали магические дуэли, слуги разносили подносы. Это была идеальная ложа — видеть всех и оставаться невидимым. Я помнил, что снизу эта стена выглядела как глухая малахитовая кладка или огромное зеркало. Односторонний обзор. Мы видели их грехи, они видели только свое отражение.
В комнате сидели пятеро, но мой взгляд сразу прикипел к мужчине в центре.
Ему было около шестидесяти. Благородная седина, лицо, покрытое морщинами власти, и глаза — глубокие, темные омуты, в которых утонуло немало надежд. Я видел его портреты в хрониках, но вживую встретил впервые. Мне потребовалась секунда, чтобы соотнести лицо с легендой.
Это был Боярин Левашов. Один из столпов Совета, серый кардинал внешней политики.
Он поднял тяжелый взгляд, когда мы вошли.
— Господин Курганов. Рад, что вы нашли время почтить нас своим присутствием.
Он лениво махнул рукой остальным присутствующим, безликим клеркам и адъютантам.
— Оставьте нас.
Они повиновались беспрекословно, тенями скользнув к выходу и бросая на меня косые, любопытные взгляды. Сергей замешкался в дверях.
— Ваше сиятельство?
— Спасибо, Сергей. Ты свободен.
Сергей метнул на меня острый взгляд, полный предупреждения, и вышел, плотно притворив за собой дверь. Раздался мягкий, маслянистый щелчок замка.
Мы с Левашовым остались одни.
Хотя я видел бурлящий зал внизу, в комнате повисла тишина. Абсолютная звукоизоляция. Снаружи нас не могли ни видеть, ни слышать. Мы были в аквариуме, отрезанном от мира.
Я сканировал линии вероятности с той самой секунды, как подошвы моих ботинок коснулись брусчатки во дворе, пытаясь предугадать, что ждет Лесю и меня. И до сих пор горизонт был чист, по крайней мере, от прямой угрозы, вроде снайпера на крыше или проклятия на дверной ручке. Но стоило мне переступить порог этого кабинета, как будущее взбесилось. Оно дробилось, ветвилось на сотни троп, как трещины на льду Байкала, и теперь я понимал почему.
Прорицание — наука точная, но у нее есть предел. Можно предсказать падение камня, потому что у камня нет желаний. Но вы не можете предсказать Игру Костей, когда их бросает сама Судьба. Любая сложная система — это хаос. Но есть кое-что похуже хаоса.
Воля.
Свободная воля — это та скала, о которую разбиваются волны предвидения. Если человек, обладающий Силой, еще не сделал выбор, ни