Гимназистка - Василиса Мельницкая
— Не скажу. Ты почти ничего не знаешь об эсперах. У нас есть привилегии. Одна из них — свобода выбора. Да, мы служим государству. Но наша личная жизнь не зависит от чьих-то желаний и расчетов. Александр Иванович хочет, чтобы мы казались парой, потому что так будет легче тебя обучать. Подробнее он тебе сам расскажет. Мои чувства — это мой выбор.
— Значит, ты будешь считаться с моим выбором?
Его слова меня впечатлили. Это не могло быть ловушкой. Наоборот, он подсказал мне выход.
— Конечно, — ответил Бестужев. — Я не заставляю тебя отвечать мне взаимностью. Просто хочу, чтобы ты знала, я не подлец. Я не играл твоими чувствами.
— Ладно, убедил. — Я, наконец, смогла ему улыбнуться. — Я выбираю дружбу, Сава. Обычную дружбу, без романтики. Ты, правда, станешь моим наставником? Мне придется уйти из гимназии?
— На эти вопросы Александр Иванович ответит. — Он взглянул на часы. — Я и сам еще толком не понимаю, как это все будет. Одно могу сказать, дар эспера тебе придется скрывать.
— Государственная тайна? — Я вспомнила, как он ответил Клаве.
— Да. — Бестужев смотрел на меня с несвойственной для него серьезностью. — И не задевай больше Клаву. Будут проблемы, говори мне. Она только кажется легкомысленной. Обиду она затаила. И постарается отомстить.
— Это ты предполагаешь? Или…
— Или.
— Ты и мои мысли всегда читал⁈ — возмутилась я.
— Никогда! — отрезал он. — Только эмоции. Ты поймешь, что незаметно прочесть мысли эспера невозможно, когда сама попробуешь это сделать.
— А не эспера? — поинтересовалась я.
— Обычный человек не поймет, но последствия ощутит.
— Это как? Почему?
— Булочку съешь, они тут вкусные. И поедем к Александру Ивановичу. Если сейчас отвечать на все твои «почему», то мне и недели не хватит.
Пожалуй, я сделала правильный выбор. В обиде нет никакого смысла. Лучше использовать Бестужева, как источник информации. Тем более, мне его в наставники назначили.
Тревога, сжимающая сердце со вчерашнего дня, наконец, растворилась без посторонней помощи.
Глава 40
Александр Иванович ждал нас не в управлении, а на конспиративной квартире. По дороге Бестужев рассказал мне легенду: я приехала из Москвы и иду к знакомому отца, чтобы передать гостинцы.
Признаться, я впечатлилась таким уровнем секретности.
— А ты? — спросила я. — Останешься в машине?
— Нет, я тебя на вокзале встретил, провожаю. Я племянник, — невозмутимо ответил Бестужев.
— Зачем так сложно? Я уже бывала в управлении…
— В детстве, — сказал он. — Яра, тебя прячут не от своих.
Спорткар Бестужев оставил не в каких-то двух кварталах от нужной нам улицы, а возле Московского вокзала. Взял с заднего сидения пакет с небольшой коробкой. Мы спустились в метро, проехали несколько станций, сделали пересадку.
— Не хочу так жить, — тоскливо произнесла я в спину Бестужеву.
Мы поднимались на эскалаторе, и я скользила невидящим взглядом по лицам людей, спускающихся на станцию.
— Даже у меня нет выбора.
Ко мне повернулся незнакомый парень, и от неожиданности у меня отвисла челюсть. Но это же Савелий! Или нет?
Волосы стали темнее, лицо — уже, глаза — меньше. Изменились форма носа, изгиб губ. И голос звучал выше.
— Нас слишком мало. И мы слишком опасны, — продолжил парень. — Поэтому есть два пути: работать на благо государства или блокировать дар и жить под постоянным контролем. Все выбирают первый вариант. Ты же, и вовсе, уникальна.
Поэтому права выбора у меня нет. Но как⁈ Как он это сделал?
— Иллюзия. — На меня опять смотрел Бестужев в своем истинном облике. — Предупреждая твой вопрос. Заглянуть за нее просто. Я научу.
— Не просила я об этой уникальности, — проворчала я себе под нос.
И отчего-то вспомнила о дарах богов. Сейчас разговоры с Марой казались сном, но моя прежняя жизнь не забылась. Значит, были и разговоры, и дары.
— Ты мечтала о чем-то другом? — спросил Бестужев уже на улице.
К нужному дому мы шли пешком.
— Нет, наверное, — призналась я. — То есть, я знала о даре, но не задумывалась, как это все… будет. А ты когда узнал?
— В десять лет, — ответил он. — Стандартная проверка.
— Сава, а тебе, правда… все равно?
— Нет, мне нравится то, чем я занимаюсь.
— Я не об этом.
— А о чем? Я не читаю твои мысли.
Как-то резко я тему разговора поменяла. Сама не поняла, зачем. Меня это беспокоит? Наверное…
— Тебе все равно, что я Морозова?
Он ответил не сразу.
— Нет, пожалуй. Совру, если скажу, что все равно, — произнес он наконец.
Неприятно, но не смертельно. Я же понимала, что прошлое непременно ударит бумерангом по темечку. Это и имела в виду Мара, когда говорила, что я буду стараться выполнить задание без дополнительных стимулов. Буду, если хочу жить без этого мерзкого чувства страха.
— Во-первых, сам факт несколько шокирует, — продолжил Бестужев. — Во-вторых, не могу избавиться от неловкости. И даже страха.
— Страха? — удивилась я. — Ты? Потому что я — чудовище? Такое же, каким представили моего отца?
— Нет, конечно. — Он взглянул на меня чуть ли ни с обидой. — Потому что я — Бестужев.
— И? — Я все еще не понимала.
— Ты же знаешь, что мой род занял место твоего. Не можешь не знать.
— Знаю. — Теперь обидно стало мне. — А ты тут при чем? Тебе сколько лет тогда было?
— Яра, ты не понимаешь… — Бестужев осекся, взглянув на часы. — Давай ускоримся, а то опоздаем. После договорим.
Квартира располагалась в старом доме, на втором этаже. Чтобы попасть туда, мы прошли через вереницу дворов-колодцев. Маскировка и легенда не пригодились, никто не поинтересовался, к кому мы идем.
— Все в порядке? — спросил Александр Иванович, едва мы с ним поздоровались.
При этом он смотрел на меня.
— Да, — ответила я.
— Отлично. — Он явно обрадовался. — Чего застыли? Проходите.
— Я тоже? — вроде как удивился Бестужев.
— Савелий, не смешно, — сказал ему Александр Иванович. — Хотя… — Он вновь повернулся ко мне. — Яра, хочешь поговорить наедине?
— Какой в этом