Шайтан Иван 6 (СИ) - Тен Эдуард

Крох разлил пиво, а я налил себе вина.

— За знакомство, ваше благородие! — сказал тост Крох. Я улыбнулся в ответ и отпил глоток.

Хряк и Чиж ели торопливо, с жадностью, будто опасаясь, что у них отнимут их пайку. Крох, как и я, ел неторопливо.

— Чиж, ты чего так торопишься? Подавишься ненароком. — усмехнулся я. — Не торопись, никто не претендует на твою пайку. Кушай и получай удовольствие.

И вот в нашу камерную идиллию ворвался шум открываемой двери. На пороге стоял полковник Лукьянов и Федот державший масляный фонарь. Лукьянов, увидевший открывшуюся картину, воскликнуть удивлённо.

— Однако, Пётр Алексеевич, что празднуем? — и посмотрел на охранника.

— Так, это, господин полковник, его благородие попросили. — Смутился фельдфебель, — господин ротмистр сказали не ущемлять и присмотреть. Вот потому и получилось так.

— Ладно, фельдфебель, в этом случае прощаю нарушение. Ну, что на выход, ваше сиятельство. — пригласил Лукьянов прикрывая нос платком.

Я поднялся и, собрав вещи, пошёл на выход. Мои сокамерники дружно встали.

— Крох, подойди. — сказал я глядя на него. Он подошёл и встал рядом. Вложил ему в руку десятирублёвую ассигнацию.

— Извини, больше нет. Прикупите еды.

Он внимательно посмотрел мне в глаза.

— Благодарствую, ваше благородие. Ежели в городе возникнет замятня с честным народом, скажи, что Крох за тебя слово держать будет.

— Свои дела решаю сам. — жёстко ответил я.

— Оно понятно, но мало ли, как в жизни случается, ваше благородие.

— Что ж, благодарю. Прощай честной народ.

— И ты прощевай, ваше благородие. Звиняй, ежели что не так. — проскрипел Хряк.

Я вышел из камеры.

— Ну и смердит от вас, Пётр Алексеевич. — поморщился Лукьянов.

— Что поделать, такова жизнь, без прикрас и ретуши.

Глава 3

Княгиня Оболенская сидела в глубоком кресле гостиной, вся кипящая от обиды и раздражения. Весь день напрасного ожидания! Вся душа её была переполнена негодованием и жгучей обиженностью. Но, как назло, воспоминания о прошедшей ночи не давали покоя, навязчиво возвращая её к тем сладостным, опьяняющим минутам, что подарил ей граф. Никогда прежде — Никогда! — ни с одним мужчиной она не испытывала ничего подобного. Она даже представить не могла, что такое возможно. И вот этот… негодяй, подлец (а кто же ещё?), не просто мучает ее своим отсутствием — он даже не снизошел прийти, не бросился к ее ногам, умоляя о близости! Обида сдавила горло, подступила к глазам жгучими слезами. Констанция не замечала, как они, горячие и соленые, бежали по ее лицу, оставляя влажные дорожки на щеках.

— Ну и пусть! — прошипела она сквозь зубы. — Он еще пожалеет! Будет молить, будет ползать у моих ног… и…

Мстительные картины одна за другой вспыхивали в сознании. Но внезапно — словно ледяной водой окатило — Констанция с отрезвляющей, болезненной ясностью поняла: он не придет. Не станет ничего вымаливать. И ей не будет дано терзать его ни холодностью, ни пренебрежением. Этот мужчина не просит. Он берет то, что хочет, не спросясь. И она… она отдастся ему безропотно, без тени сопротивления, вся целиком.

— Да что же это со мной? — вырвалось у нее шепотом, полным отчаяния и стыда. — Неужели я, как последняя дурочка… влюбилась? — В который уже раз задавала она себе этот унизительный вопрос.

Весь вечер и почти всю ночь она билась над загадкой своих чувств: любовь ли это? Или нечто иное? Постепенно буря внутри улеглась. Маленькими шажками Констанция стала разбирать хаос в своей голове. Никогда она не испытывала ничего подобного. Все чувства прошлого блекли перед этим всепоглощающим, безумным вихрем страсти. Неодолимое желание вновь познать то наслаждение, что он ей подарил.

Вывод принес горькое облегчение: нет, это не любовь. Лишь огненная страсть. И если поддаться ей — она испепелит дотла, превратив в безвольную куклу в руках графа. Страх стать марионеткой — вот что окончательно отрезвило Констанцию, развеяв дурман той единственной ночи.

— Костя! — Имя брата прозвучало в сознании, как удар колокола. Оно мгновенно развеяло мрак метаний и тот морок, что опутал ее душу. Как она посмела забыть о брате — ради которого и приехала в эту богом забытую дыру! Срочно нужна встреча с графом Ивановым-Васильевым. Теперь мысль о нем была холодной и выверенной как клинок.

На губах Констанции заиграла победная улыбка. Она зазвенела колокольчиком, призывая служанку. Пора действовать.

Карета княгини подкатила к гостинице. И тут Констанция увидела князя Андрея — он стоял у входа, мрачно наблюдая, как казаки увязывают поклажу на коней. Их взгляды скрестились, и княгиня отчетливо уловила мелькнувшую в его глазах досаду. Князь попытался отделаться дежурным, едва заметным поклоном, но Констанция была непреклонна.

— Князь Андрей! Подойдите! — властным тоном скомандовала она, выходя из кареты.

Он, скрепя сердце, вынужден был подойти и подать ей руку.

— Здравствуйте, княгиня, — произнес он, и вся его осанка, каждый мускул лица кричали о полном отсутствии желания вести эту беседу.

— Князь, мне необходимо срочно переговорить с графом Ивановым-Васильевым. По делу первостепенной важности. Передайте ему, что я требую встречи, — Констанция намеренно сделала ударение на последнем слове.

— К глубочайшему сожалению, не могу исполнить вашу просьбу, — отрезал Андрей, избегая ее взгляда.

— То есть как — не можете? Граф опасается встречи со мной? — в ее голосе зазвучала язвительная ирония.

— Княгиня, что вам неясно в моих словах? — ответил он с едва сдерживаемым раздражением.

— Неясно всё, князь. Извольте выполнить мою просьбу, — ледяные нотки зазвенели в ее тоне.

— Княгиня, граф арестован! — выпалил Андрей, и его взгляд, наконец, впился в нее, выплескивая всё накопившееся за эти дни раздражение и тревогу. — Надеюсь, теперь понятно?

Он резко развернулся, собираясь уйти.

— Как арестован⁈ — Констанция остолбенела. — За что⁈

— Если бы я знал, княгиня… — тихо, но с такой горечью и безысходной тревогой в голосе проговорил он, что княгиня инстинктивно отступила на шаг.

Она поняла: любые дальнейшие вопросы вызовут лишь вспышку гнева и будут восприняты как пустой женский лепет. Констанция стиснула зубы, промолчав.

— Надеюсь, вскоре все прояснится, и графа отпустят с извинениями, — произнесла она скорее для приличия.

— Ну, дай-то Бог, — глухо вздохнул князь, уже отворачиваясь.

— Князь Андрей, вы возвращаетесь в свое расположение?

— Да.

— Не сочтите за труд. Я поеду с вами, — ее тон не оставлял места для возражений.

Князь обернулся, искренне пораженный:

— То есть как с нами? У нас, княгиня, нет достопримечательностей, коими можно любоваться.

— Я еду не для любования красотами, — холодно парировала Констанция. — Мне необходимо повидать брата. Графа Константина Муравина.

Удивление на лице князя Андрея сменилось внезапным пониманием. Его взгляд стал пристальным, оценивающим:

— Вы… Констанция Борисовна? Урожденная графиня Муравина? Ваш отец — князь Юсупов, Борис Николаевич?

— Вы совершенно правы, князь, — кивнула она. — Добавлю лишь, что мы с Костей — двойня. И мне крайне необходимо его видеть. Уверяю вас, сборы займут не более двух часов. Одна карета, служанка и кучер. Я не задержусь надолго и постараюсь не обременить вас своим присутствием.

Князь Андрей задумался на мгновение, затем коротко кивнул:

— Хорошо. Через два часа будьте здесь, у гостиницы. Я буду ждать. Постарайтесь не опаздывать. Ровно в три пополудни я трогаюсь. — Его тон был сух и деловит. Сказав это, он резко повернулся и зашагал прочь, не дав ей времени на ответ.

Мы с полковником Лукьяновым молча прошли по мрачным, пропахшим сыростью коридорам городской тюрьмы и вырвались за ворота. Яростный солнечный свет ударил в глаза — словно сигнал к долгожданным переменам. Я запрокинул голову и глубоко, всей грудью, вдохнул воздух свободы, горьковатый от уличной пыли, но бесконечно сладкий.