Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

Газкуллу это пришлось по нраву – он только несильно меня пнул, когда я отдал ему рисунок, и повернул его немного, чтобы посмотреть, как на нем играет свет. Он запихнул большой палец в прорехи между скобами на голове и... напомазал изображение кровью из своей священной раны. Затем оторвал шнурок от валявшегося в грязи старого ботинка, привязал им лист металла к палке-доставалке, – и теперь рисунок стал знаменем.

– Что дальше? – спросила Фалкс.

– Потом он передал его мне и дал мне имя. И тогда, в один миг, я начал существовать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

БОЛЬШАЯ БИТВА ГАЗКУЛЛА

– Макари, – произнес Газкулл после того, как несколько секунд смотрел на меня. Не то имя, что я слышал раньше. Я до сих пор не вполне уверен, что он просто не прочищал горло. Впрочем, не имеет значения. Хоть я и утратил два из трех принадлежавших мне предметов, чтобы сделать знамя, но я получил имя, а это была драгоценность. Как и большую часть гротов, меня никогда не называли как-то, кроме «паганец» и «ты», по той же причине, по какой не дают имя куску дерева, или полировочной тряпке, или пуле. Гроты существуют, чтобы их использовали. Но если орк дает чему-то имя, значит, он намерен это оставить.

В общем, у меня была новая работа.

– Ты будешь это держать. Куда иду я – туда и ты, и ты будешь держать это высоко, – сказал босс, – чтобы они знали, кто идет.

– А если они не будут знать, что это значит? – спросил я, рискуя быть побитым, за то, что заговорил, но Газкулл только фыркнул.

– Тогда, я им объясню, – сказал он, щелкнув костяшками с таким же звуком, с каким мясник выдирает лапу сквига. Потом он, с блестящей адамантиевой пластиной, кивнул на клапан палатки. – Лучше начинать.

Газкулл прошел прямо мимо громил Гротсника, в главную часть палатки, служившей тому операционным театром. Там был сам док, уже забыв о совершенной ранее ошибке, с руками по локоть в животе босса плавильни Ржавошипа.

Док раздраженно зашипел и повернулся, его глаза полыхали в мешковатых глазницах, как печной шлак. Он был готов зарезать того, кто осмелился прервать его процедуру. Но увидев, что нарушителем был его пациент, вернувшийся из мертвых, он принял вид, будто наступил на песочного гада голыми ногами. Он знал, что сейчас получит взбучку, потому эти противные глазки расширились в тревоге, но потом стали еще шире от восхищения, поскольку он понял, что, в итоге, его операция прошла успешно. Вообще, док был так потрясен, что замер столбом, продолжая держать в руках половину кишок босса плавильни. Тот был этому не очень рад, но его жалобы довольно быстро прекратились, когда он заметил Газкулла. Как и Гротсник, он чуял опасность в помещении.

После всех побоев, что я получал от дока за эти годы, я очень ждал, что его вобьют в землю. Но Газкулл пронесся через всю операционную комнату, совершенно игнорируя дока, и направился к входному пологу палатки. Он сказал: «Куда иду я – туда и ты», – потому, что мне оставалось делать, как не следовать? Если док и был обеспокоен, увидев меня, неторопливо выходящего из палатки позади живого трупа, то не подал виду. Может, он понял, что я уже не тот грот. Может, не хотел испытывать удачу. Так или иначе, он промолчал, когда Газкулл пригнулся под свернутой дверью из кожи и вышел в утренний свет Ржавошипа.

Понимаете, это место не было фортом. Как не было и городом, хотя могло бы – там жило шесть-много-много-много-много орков из Смерточерепов, и каждый день приходили еще. Но они продолжали называть Ржавошип лагерем.

Когда-то он им был. В самом начале там, по правде, была одна-единственная палатка. Несколько кусков сквиговой кожи, обернутые вокруг разведческого тракка, прямо там же, где у него отказал двигатель, рядом с большим ржавым шипом в пустошах. Но Морк в тот день посмеялся, и когда разведчику пришлось копаться в поисках объедков, он обнаружил, что шип – верхушка башни. Оказалось, внизу был целый человеческий город, покрытый пылью и камнями и ни разу не ограбленный. Ну, после этого его грабили много раз. И Ржавошип разжирел с добычи.

Солнце только взбиралось над беспорядочным силуэтом лагеря, отбрасывая на улицу длинные тени, потому, пока Газкулл шел, перед ним скользил огромный черный гигант. Казалось, будто орк из видения, забравшийся в небо, частично присутствовал там, а тень вела его по улице. А еще, нам повезло, что было рано, потому что доходившая до колена жижа из мусора и сквигового говна, покрывавшая дорогу еще не до конца оттаяла после ночи. К вечеру она станет рекой, но сейчас она хрустела под ногами Газкулла и выдерживала мой вес, так что мне не нужно было продираться через нее.

Было тихо. Через дорогу, в похожих на пещеры гаражах для вагонов у лавки мека, разбрасывала искры одинокая молотилка, и в большой пивной хате рядом с палаткой Гротсника была всего пара драк, пока последние гуляки оплачивали счета перед тем, как вернуться к работе.

Учитывая, в каком состоянии Газкулл пришел в палатку дока ночью, он первый раз смотрел на нормальную цивилизацию. Он не казался впечатленным.

Долгое время он просто стоял и осматривался. И я замер в нескольких шагах позади него, держа его знамя, на которое некому было смотреть, и чувствуя себя полным идиотом. Но я знал, что лучше не спрашивать, чего мы ждем, и был прав, держа пасть закрытой. Потому что в то утро, я запомнил, что если Газкулл чего-то ждет, оно вскоре случается.

В дальнем конце дороги, где она загибалась у пулезавода и уходила к главным воротам лагеря, послышался шум. Из-за фабрики я не видел, что его вызвало, но предположил, что там либо драка, либо празднование, и, оказалось, я был дважды наполовину прав: там было празднование драки. И источником был всего-то чертов Дрегмек, вождь всех Смерточерепов на Урке, в сопровождении всей своей свиты.

Дрегмек был большим-большим орком: едва ли не в пять раз тяжелее Газкулла и выше нас двоих, если бы мы стояли друг на друге. И это не считая его брони. Доспех Дрегмека