Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули
После этого даже парные луны Урка оказались в его власти, вместе с жившими на них странными тощими орками без клана. Как и корабли – ничего, что могло бы покинуть систему. Хотя ему досталось несколько массивных боевых судов, пустовавших в дрейфе уже много-много лет. Флот дал Газкуллу надежду, что он сможет еще немного потянуть войну в космосе, устроив вторжение во внешние миры системы. Но тут внешние миры сами пришли к Газкуллу.
Там были сотни кораблей. Так много, что, когда они приблизились, их плазменные двигатели удвоили количество звезд в небе Урка. И только ракеты Сназдакки начали снова перестраивать в бомбы, чтобы превратить их в пыль, как поступило донесение от расположенной за лунами следящей станции Кровавых Топоров: те корабли шли под знаменем Газкулла. Когда я увидел изображения от делающих-все-больше машин, спроецированные на стену тронной залы, у меня будто кровь засветилась зеленым: на таранных челюстях боевых кораблей, высотой в пол мили, была картинка, нарисованная мной кровью самого Газкулла.
Внешние миры были маленькими, холодными и еще хуже Урка. Но в сумме на них жили толпы орков, и когда они начали принимать электро-говорящие сигналы с Урка во время завоеваний Газкулла, то захотели поучаствовать. Так что они пришли – столько, что не верилось, – задавая единственный вопрос: «Так кого мы убиваем?».
И в этот момент у Пророка кончились способы избегать проблему, поскольку у него кончилась война. Это означало, что очень скоро его легионы начнут войну друг с другом, если только он не донесет им эту гротскую идею о смекн-ун-сникхек-нук – про прятаться сегодня и пырнуть завтра. Это была сложнейшая из задач, с которой он до сих пор сталкивался.
– Горк не дал мне для этого инструментов, – как-то ночью в грозовом преддверьи зимы сказал мне Пророк. Он, как сквиггот в клетке, ходил туда-сюда по комнате рядом с балконом зала босса, куда удалялся, когда хотел подумать, и в которую последовать за ним разрешалось только мне.
Снаружи, продолжала бушевать вечная межклановая уличная драка Ржавошипа. Но в ту ночь, в грохоте рева, выстрелах пушек и звоне сталкивающихся клинков, доносящихся от битвы, была резкость. Звуки становились менее радостными и более злыми с каждым днем после объединения. И даже несмотря на то, что Большое Правило было подкреплено Газкуллом, несколько раз лично устроившим взбучку, его проверяли на прочность каждый день.
Тогда казалось, что драка была емкостью с жидким сквиговым газом, ждущим огня. И босс знал, что если не вмешается своими кулаками, будет достаточно искры, чтобы поджечь все пламенем. Да таким, что распространится так же быстро, как орочья ярость, и в котором его нарождающаяся империя сгорит дотла. Так что он был прав: дары Горка не решили бы проблему.
Конечно, ответ был очевиден. Но я не люблю пролетать сквозь стену от пинка, так что я заткнулся и шмыгнул в угол, как и положено. По большей части, так мы с Газкуллом и разговаривали – я прятался и молчал – и это работало.
– Знаю, знаю, – зарычал босс, гневно ткнув в меня пальцем, будто я что-то сказал. – Ответ есть у Морка. И я найду его. Мне только надо поду... поду... думммммНННГХХХХ...
На него будто что-то бросилось. Или прямо в него, через череп. Громадное тело Газкулла выгнулось в изломанную, неподвижную дугу, когда мышцы, коих было достаточно, чтобы поднять тракк, одновременно сцепились друг с другом, а его здоровый глаз выпучился. Потом он начал трястись.
– Гнннннннн, – произнес Пророк, попытавшись зарычать сквозь сжатые крепче железа челюсти. И тут, с дробящимся треском, один из его клыков сломался снопом желтых осколков.
Головные боли явно становились хуже. Они начались, когда босс планировал завоевание планеты. Но то, что тогда было краткими подергиваниями, теперь превратилось в приступы, временами длившимися по несколько минут. Конечно, за этим смешно было наблюдать, но в остальном они мне не нравились. Видеть Газкулла слабым не было правильным. Будто смотришь, как солнце гаснет, или грот помогает другому гроту. Это было... грешно. И хотя я знал: такие припадки случаются порой, когда твой мозг превратился в фарш и вырос заново, я был убежден, что Гротсник приложил к этому руку.
Или, скорее, скальпель.
Газкулл рос, но его адамантиевая пластина вместе с ним не увеличивалась, как и прочие новые части в его голове. И учитывая, что Гротсник был единственным, кто знал, как все в голове босса устроено, Газкулл продолжал ходить к доку, чтобы ему пересобрали череп. Разбогатев от внезапной славы, Гротсник оставил свою старую палатку и занял высокую пивную хату рядом с фортом босса Газкулла. У двери внизу у него была толпа телохранителей и десятки гротов для грязной работы.
Но он остался тем же старым Гротсником. Будь у него под ножом хоть сам Горк, он бы все равно беспокоился только о своих дурацких причудах. Не отрицаю, свое дело по сохранению головы Газкулла он делал. Но я за ним наблюдал. Пристально наблюдал. Как он посыпал жало-гадами открытый мозг Пророка. Как тыкал в него грязным когтем, чтобы посмотреть, какие части тела Пророка будут дергаться. Как он оставил внутри черепа Пророка гаечный ключ перед тем, как закрыть его, и после чего смеялся себе под нос. Что справедливо, ведь это было классикой. Но неправильно.
Он видел, что я наблюдаю, но ему было плевать. Хотя, почему бы ему было не плевать? Я, может, и был гротом босса. Но это означало только то, что я мог сбегать за сквиговой печенкой на утро, получив только легкий пинок. В конце концов, я все еще был гротом, и, скажи я Газкуллу не доверять Гротснику, то меня бы раздавили в лепешку, как любого из тех собирателей грибов, кто такое пробовал.
Так что пока Газкулл корчился и дергался, я даже не мог сказать, что предупреждал его. Я мог только смотреть за происходящим, пока он слепо таращился на потолок и
