Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

– Да, – произнес пират в броских доспехах, но с сомнением в голосе.

– Я могу отвести вас туда. Боги рассказали мне как. И когда мы туда доберемся, я обещаю вам – убийств будет больше, чем вы можете себе представить. До конца жизни вы не будете ощущать ничего, кроме рукк-разза, чистейшего боевого блаженства. А потом, когда вы умрете, Горк и Морк отправят вас назад более сильными, чтобы получить еще.

Но есть в битвах кое-что, – Газкулл помедлил, смотря на открывшиеся разбросанные звезды прищуренным здоровым глазом, и ни единый голос не нарушил созданную им тишину. – Чем они масштабнее, тем сильнее ранят. Чем сильнее твоя боль, тем больше ты получишь. Но все же, что орки думают о боли? – босс с вызовом посмотрел на море лиц и на его пасти частично появилось выражение жестокой гордости.

– Ничего! – раздался ответ одновременно из многих-многих-многих-многих глоток, и лицо босса раскололось в триумфальной, щербатой злобной улыбке.

– Ничего! – заревел он в ответ, пробив рукой перила балкона для акцента. – И новое в боли этой битвы – этой войны! – только то, что ее будет немного перед дракой. Это будет боль не-битвы. Боль ожидания. Орки, вы боитесь этой боли? Вы слишком слабы, чтобы вынести ее?

Толпа задумалась над этим. Крепко задумалась. И когда они прокрутили это в голове, а ветер загремел незакрепленными металлическими пластинами на высокой скотобойне перед ними, они посмотрели на вождей своих кланов, выстроившихся рядом с Газкуллом с окровавленными дубинами.

– Я вынесу ее! – зарычал громадный, как холм, Гофф с земли, куда упал, после того, как Стратургум выстрелил ему в сердце.

– А я ее вынесу дважды, – бахвалился Смерточереп, стоявший рядом с ним, не желая, чтобы его обошел один из ненавистных соперников его клана.

– Легко! – усмехнулся худой старый орк из Злых Солнц, покачав красным молотом, сваренным из кусков старого байка. Потом заголосила вся толпа, каждый орк пытался превзойти стоящего рядом в насмешках над заданием. И никто никого не ударил.

– Так примите эту боль, – загрохотал Газкулл, чей здоровый глаз пылал жаждой будущего, открывавшегося на улице перед ним. – Пусть она разожжет вашу кровь. Пусть морит вас голодом, дабы ваши клыки стали еще острее для приближающегося пира!

Это был сигнал для меня. Зашипев на других гротов, выстроившихся на балконе, я поднял порцию сквигового мяса на перила и перекинул ее через них, и остальные сделали то же.

– До тех пор, я дам вашим рукам-топорам работу, – пообещал босс, когда шматы мяса начали падать в толпу с чередой влажных шлепков. – Нужно разрушить горы и осушить озера масла в глубинах скал. Накормить кухни. Заточить клинки. Вернуть из кошмаров наших врагов боевые машины. Под моей рукой, что обладает силой богов, вы превратитесь в воинство, что сделает звезды зелеными.

Затем он откинул большую голову с пластиной назад и проревел самый древний из всех боевых кличей, с которым каждый орк делает и первый в жизни вдох, и, как правило, последний. Все орки из всех кланов ревели в ответ, пока звуки не сплелись в один великий голос.

Ощущение было, что из ростовой дыры под городом выбрался гигант, и на мгновение, окруженный этим сотрясающим землю воплем, я почувствовал, будто вернулся в Большое Зеленое.

Я даже понял, что закричал сам. Это потрясло меня, ведь гроты так не делают. Но когда я начал, присоединились другие гроты на балконе. А вместе с ними и все гроты в городе, пока в небо, рядом с орочьим, не устремился второй вопль – выше и противнее. Все, что могу сказать – в тот миг, я не был гротом. Я был лишь частью чего-то громадного, зеленого и грозного, заключенного в теле грота.

Может, Газкулл не вырос больше обычного в ту ночь. Но, клянусь, каждый орк в Ржавошипе стал на пол-головы выше, когда рев утих. И когда они освободились от его хватки, то увидели, что облака в небе – будто действительно испугавшись, что их побьют – полностью рассеялись, оставив лишь звезды позади сверкающей зеленым светом северной зари Урка.

Естественно, заря была знаком. Но не тем, о котором подумал я или любое другое существо в Ржавошипе. Пока мы, гроты, скалились и ухмылялись от предвестника победы, а орки ликующе рычали сквозь набитые дарованным мясом рты, Газкулл лишь оскалился и ушел обратно в свой форт. Потому что он знал истину – что зеленый свет не был просто знаком судьбы, ждущей его в космосе. Это было предупреждение от Горка и Морка, повелевшее ему не тянуть со свершениями.

Боги заскучали, понимаете. И теперь, наконец-то, что-то привлекло их внимание. Они жаждали, чтобы Газкулл нес их волю. Помните, что я говорил об орках? Если кто-то видит желаемое, он идет и берет это, или умирает в драке. Ну, орочьи боги такие же. Только они заставляют умирать другие вещи. И в этом случае, такой вещью стал Урк.

ДОПРОС VI

Сколь бы Фалкс ни была поглощена историей Макари, она услышала тихий шорох дыхания Хендриксена – после которого он всегда гневно перебивал говорящего – как раз вовремя, чтобы бросить на него ледяной взгляд через то, что она с беспокойством начинала считать «их» частью камеры.

+Это становится нелепее, чем истории пьянчуги перед рассветом+, мысленно передал он ей. +Где эта чертова тварь Ксоталь?+

Готовится к перемещению. Его текущая форма... непрактична. Но он придет. До тех пор, дай им продолжить.

В ответ старый шаман соблаговолил лишь оскалить зубы, но позволил Кусачу говорить.

Женщина, конечно же, знала, что волновало Хендриксена: полное отсутствие объяснения, почему у Макари нет шрама от ожога, несмотря на уверения в его скором предоставлении. Следует признать, она была несколько удивлена тому, что об этом еще не было сказано, учитывая, что грот, предположительно, рассказывал о своей жизни. Но инквизитора этот факт беспокоил гораздо меньше, чем ее компаньона из Караула Смерти. На деле, если быть до конца честной с собой, Фалкс все больше сомневалась в том, насколько ее вообще беспокоит вопрос о подлинности Макари.

Хендриксен мыслил