Последний архив - Андрей Петров (petrov)
Герц подошёл ближе, вгляделся в символы.
— Господи. Это... это гениально. Математика, лингвистика и философия в одном флаконе. Универсальный метаязык.
— Не увлекайся, — предостерёг Дарвин. — Мы не знаем источник. Не знаем цель.
— Цель очевидна — коммуникация, — возразил Герц. — Представьте, что вы хотите поговорить с муравьём. Как вы объясните ему концепцию звёзд? Только создав промежуточный язык, понятный обеим сторонам.
— И кто тут муравей? — мрачно спросил Моряк.
Никто не ответил.
***
— Шеф, — позвал Харон. — Начинаю процедуру разгона как приказано. Расчётное время до станции "Мнемозина" — четырнадцать часов тридцать семь минут.
— Подтверждаю, — кивнул Волков. — Плавный набор скорости. Экономим топливо.
"Персефона" мягко вздрогнула — ожили маршевые двигатели. Старый корабль начал свой путь к станции, которая молчала два века, а теперь пела на всех частотах сразу.
— Герц, — обратился Волков к специалисту по связи. — Что ещё удалось расшифровать?
— Многое, Шеф. Слишком многое. — Герц потёр глаза под очками. — Седьмой слой данных содержит... не знаю, как это назвать. Воспоминания? Эмоциональные отпечатки? Кто-то или что-то делится опытом первого контакта.
— Чьим опытом?
— Не могу определить. Но ощущения... — он поморщился. — Радость открытия, смешанная со страхом. Восторг понимания и ужас от осознания масштаба. Как будто кто-то впервые увидел океан, будучи рыбой в аквариуме.
— Поэтично, — фыркнул Дарвин. — Но что это значит практически?
— Это значит, — медленно произнёс Кадет, — что мы не первые. Кто-то уже прошёл через это. Через первую встречу с... ними.
— И где эти первые сейчас? — спросила Док.
Кадет пожал плечами.
— Может, они и передают сигнал. Может, стали частью чего-то большего. Или просто... изменились.
В рубке повисла тишина. Каждый думал о своём, но мысли сходились в одной точке — что ждёт их на станции "Мнемозина"?
— Так, — Волков встал. — У нас четырнадцать часов. Предлагаю использовать их с толком. График вахт — по четыре часа, парами. Никто не остаётся один, это приказ. Герц, продолжай расшифровку, но не увлекайся. Каждые два часа — перерыв.
— Но Шеф, данных так много...
— Именно поэтому перерывы обязательны. Не хочу, чтобы ты перегорел раньше времени. Гремлин, полная диагностика всех систем. Особое внимание — шлюзам и скафандрам. Нам предстоит выход.
— Уже делаю. Кстати, нашла ещё одну странность. Дрон, он сам включился.
— Да?
— Он записал видео. Трёхсекундный фрагмент. Но на записи... — она замялась. — Лучше сам посмотри.
Гремлин вывела запись на экран. Качество было плохим — дрон снимал что-то в грузовом отсеке. Три секунды статичной картинки, ничего особенного. Кроме...
— Стоп. Перемотай назад. Вот тут.
На записи, в дальнем углу отсека, на долю секунды появлялась тень. Человеческая фигура, но что-то было не так с пропорциями. Слишком высокая, слишком тонкая.
— Усиль контраст, — попросил Волков.
Изображение стало чётче. Фигура была одета в старый скафандр, модель двухсотлетней давности. На шлеме виднелась эмблема "Мнемозины".
— Оптическая иллюзия, — быстро сказал Дарвин. — Игра света и тени.
— На что похожая на члена экипажа мёртвой станции? — возразил Моряк. — Многовато совпадений.
— Харон, — позвал Волков. — Анализ видео.
— Анализирую... На записи присутствует аномалия визуального характера. Вероятность оптической иллюзии — тридцать семь процентов. Вероятность постороннего объекта — двенадцать процентов. Вероятность сбоя в работе сенсора — пятьдесят один процент.
— А почему дрон вообще включился?
— Неизвестно. В журнале событий зафиксирована спонтанная активация. Причина не установлена.
Волков ещё раз посмотрел на застывшую фигуру в старом скафандре. Воображение дорисовывало лицо за тёмным стеклом шлема — мёртвое, высохшее, но всё ещё человеческое.
— Усилить меры безопасности, — приказал он. — Все переходы между отсеками — только парами. И Гремлин? Поставь дополнительные камеры в грузовом.
— Уже ставлю.
— Док, как состояние команды?
— Стабильное, но... — она проверила свой планшет. — У всех повышен уровень кортизола. Классическая реакция на стресс. И ещё одна странность — у Кадета изменилась энцефалограмма. Появились волны, которых раньше не было.
— Опасно?
— Не знаю. Пока он чувствует себя нормально. Но это определённо аномалия.
— Кадет, как самочувствие?
— Отлично, Шеф. Лучше, чем когда-либо. Голова ясная, мысли чёткие. Как будто... как будто всю жизнь смотрел на мир через грязное стекло, а теперь его протёрли.
— Не нравится мне это, — пробормотал Дарвин.
— Мне тоже, — согласился Волков. — Но пока справляемся. Давайте готовиться к встрече по протоколу. Через четырнадцать часов мы узнаем, кто или что ждёт нас на "Мнемозине".
Команда начала расходиться по своим постам. Волков остался на мостике с Моряком, который проверял курс.
— Шеф, — тихо сказал пилот. — Если там действительно кто-то есть... кто-то, кто двести лет провёл в изоляции... Это уже не люди.
— Знаю.
— И ты всё равно ведёшь нас туда.
— Протокол "Омега", помнишь? У нас нет выбора.
— Выбор есть всегда.
Волков посмотрел на экран, где мигала точка станции. Четырнадцать часов до встречи с неизвестным.
— Иногда все варианты плохие, — сказал он. — Но отступить сейчас — значит, предать тех, кто, возможно, ждёт помощи. Даже если они уже не совсем люди.
— А если они опасны?
— Тогда хотя бы предупредим Землю. Это тоже долг.
Моряк кивнул, принимая логику командира. В конце концов, они все знали, на что шли, выбирая работу в дальнем космосе. Риск был частью контракта.
***
"Персефона" продолжала свой путь через пустоту. Четырнадцать часов — не так много времени, чтобы подготовиться к встрече с неизвестным. Но не так мало, чтобы представить все возможные ужасы, ожидающие впереди.
В каюте Волков достал архивный модуль "Финальная передача". Тяжёлый, холодный, хранящий чьи-то последние слова. Стоит ли читать сейчас? Или лучше подождать, сохранить хоть какую-то интригу?
Он положил модуль на стол. Время покажет. Сейчас нужно готовиться к тому, что покажет им станция "Мнемозина". Готовиться к встрече с теми, кто молчал два века, а теперь запел на всех голосах сразу.
Через иллюминатор были видны звёзды — холодные, далёкие, вечные. Они помнили времена, когда человечество ещё не умело мечтать о полётах. Они будут помнить и времена, когда некому будет мечтать.
Но пока —