Винделор - Роберт Д. Митрин
Из переулка вырвался юноша — знакомый, с дикой тоской в глазах. Он споткнулся, нога скользнула по мокрой плитке, но он удержался, рванув к ним, словно зверь, бегущий от огня. Его крик — «Помогите!» — резанул ночь, хриплый, словно раскат грома. Мальчик рухнул перед ними, колени ударились о камень, руки вцепились в их ноги, слёзы текли по лицу, чёрные от уличной грязи.
Саймон шагнул вперёд, плечи напряглись, голос дрогнул.
— Ты тот парень, что сестру ищет?
Но Винделор не слышал его. Мир сузился до глаз мальчика — отражений её: сестры, исчезнувшей в ночи. Её красная лента мелькнула в памяти, как кровь на траве. Сердце стукнуло гулко, как выстрел. Рука легла на револьвер под плащом, пальцы сжали холодный металл — тот, что был в руках его отца, когда город горел, но не смог спасти её. Он стоял, окаменев, ноги вросли в землю, как тогда, в шестнадцатом, когда он смотрел, как её уводят.
Мальчик всхлипнул, голос его сломался.
— Помогите… ее украли…
Грудь сдавило тяжестью — пепел прошлого, который невозможно стряхнуть. Винделор видел её снова — не эту девочку, а свою. Она тонула в пламени, и бессилие вонзалось в него, как когти медведя. Более двадцати зим прошло, но её крик всё ещё звучал в его ушах, как эхо той ночи, когда Город Шестнадцать сгорел дотла. Он не мог двинуться, не мог крикнуть — только смотреть, как ещё одна тень исчезает в ночи. Компас в кармане качнулся, холодный, как старое обещание, данное у Чёрного моря. Но сейчас он был так же бесполезен, как револьвер в ту ночь.
Саймон опустился на корточки, его ладонь легла мальчику на плечо, голос стал мягким, как уголь под золой.
— Успокойся, парень. Мы поможем.
Глава 4
Глава 4
Мальчишка вёл мужчин по тёмным переулкам к городской стене. Они двигались быстро, слегка дёргано, настороженно, мимо серых домов с разбитыми окнами. Из некоторых домов доносились лишь редкие стоны и шорохи. Дождь, прекратившийся несколько часов назад, оставил лужи на холодной сырой земле. Тяжёлый воздух, пропитанный запахом сырости и гниющих листьев, заставлял поёжиться. Казалось, сам город затаил дыхание, ожидая чего-то неизбежного.
Юноша по имени Илай бежал быстро, не оглядываясь, лишь надеясь, что незнакомцы не отстанут и не передумают идти за ним. Его лицо, бледное и заострённое, выражало смесь отчаяния и надежды. Винделор и Саймон торопливо следовали за ним, их шаги глухо отдавались эхом в пустынных переулках. Крупный и широкоплечий Саймон спотыкался о рассыпанные кирпичи и куски бетона, тогда как более худой и ловкий Винделор двигался плавно, словно тигр, скользящий между камнями.
Илай остановился у высокой городской стены, увенчанной колючей проволокой. Она возвышалась серым непроницаемым барьером, отделяя город от пустоши — от того неизвестного, что скрывалось за её пределами. На камнях стены цеплялась редкая трава, а в щелях между кирпичами застряли сухие ветки и ржавые гвозди. К стене вплотную примыкало кирпичное здание заброшенной фабрики. На стыке между городской стеной и фабричной стеной образовался узкий проём, через который можно было легко проскользнуть.
— Вот, — прошептал Илай, его голос дрожал, — он увёл её сюда…
Он указал на проём, который служил импровизированным входом на территорию старой фабрики. Заросший бурьяном, летом он мог бы оставаться незаметным, но сейчас вход был открыт для любого прохожего. Илай знал, что там, за стеной, в небольшом пространстве между двумя зданиями, есть ещё одно строение — покосившийся к земле ангар.
— Ты уверен? — спросил Винделор, его взгляд был напряжённым. — Ты уверен, что она там?
Илай снова кивнул.
— Я видел… Я видел, как он затащил её туда.
Саймон вздохнул.
— Ладно, пошли… Держись за нами, малец.
Пробравшись сквозь узкий проход в стене, Винделор, Саймон и Илай оказались в обширном помещении, больше похожем на свалку, чем на чьё-то убежище. Вокруг валялись остатки техники: ржавые детали механизмов, искорёженные металлические конструкции, заброшенные инструменты, разбросанные без всякого порядка. Среди мусора лежали обрывки детской одежды — маленькая варежка с вышитым цветком, порванный шарф — как немые свидетели того, что это место давно стало ловушкой для невинных.
Горы размокших от влаги картонных коробок и кучи мусора заполняли пространство, создавая атмосферу разрухи и забвения. Воздух был сырым, пропитанным запахом ржавчины, пыли и старого масла. Среди хлама валялась разбитая статуэтка птицы с обломанными крыльями — как этот город, что давно забыл, как летать.
— Он здоровый, — шептал Илай. — Как вы, сэр, — добавил он, указывая на Саймона.
В глубине помещения, среди разбросанного хлама, выделялась небольшая бытовка. В её окне мерцал тусклый свет. Ранее она, вероятно, использовалась либо как сторожка охраны, либо как помещение для отдыха рабочих. Именно на неё Илай и смотрел, не отводя глаз.
— Там… — прошептал он, и в его голосе дрожали надежда и страх.
Винделор и Саймон осторожно приблизились к бытовке. Дверь была приоткрыта, будто приглашая внутрь. Саймон, сделав знак молчания, приложил палец к губам. Винделор кивнул и, напряжённо осматриваясь, медленно двинулся вперёд.
Приоткрыв дверь, они увидели крошечную комнату. Она напоминала операционный кабинет: в центре стоял небольшой металлический стол, на котором лежала девочка в зелёном платье. Её растрёпанные русые волосы спадали на плечи, а на полу неподалёку валялась красная тусклая ленточка. Девочка была бледна, её лицо искажала боль, а грудь тяжело и неравномерно поднималась и опускалась.
На небольшом столике рядом лежали медицинские инструменты: скальпели, пинцеты, шприцы. Возле стола на земле валялась грязная, пропитанная кровью тряпка. Под столом стояло ведро, куда стекала кровь, но часть всё равно разлилась по полу. На стене висел календарь с помеченной датой — числом, совпадающим с сегодняшним, но с другим месяцем и годом, отстающим на восемь лет.
Саймон выругался громко и зло. Его лицо исказилось от ярости. Винделор поморщился, его взгляд метался по комнате, словно он пытался понять, что здесь произошло и, главное, зачем.
В углу помещения, скрытом в полумраке, валялась жуткая груда: сваленные хаотично части тел. Невыносимый, душащий запах смерти и гниющих тканей наполнял воздух, заставляя нутро скручиваться от отвращения.
